По ту сторону - [30]

Даррен отложил книгу на стол и, взглянув на нее в последний (пока, до выходных) раз, вышел из комнаты. Усевшись с ноутбуком за высокий кухонный стол, он стал искать, где можно приобрести печатную машинку. Сначала он искал по принципу «чем старее, тем лучше», но потом понял, что такая вряд ли будет сочетаться с его холодным безликим интерьером. Пришлось искать более современную модель. Но совершенство ему так и не попалось, и почти час блужданий по интернету прошел впустую. Раздосадованный, Даррен закрыл крышку и убрал ноутбук на зарядку. Спать не хотелось и надо было чем-то убить время. Раньше он пытался рисовать и играть на разных музыкальных инструментах. С первым ничего не вышло в силу отсутствия у Даррена хоть какого-то таланта к рисованию, а на обучение музыке у него не хватало терпения, и он забрасывал все, не успев толком начать. Сейчас он жалел о своей вспыльчивости и решениях избавляться от инструментов после первого же провала. Ни один из них не успел ему послужить, а ведь сейчас мог бы пригодиться.

Делать было нечего и размышляя о своей лени и бездарности, Даррен вновь и вновь возвращался мыслями к плотным листам, заполненным машинным шрифтом. Его не покидала мысль о том, что лучший способ избавиться от искушения — это поддаться ему. Он уже нажал на ручку двери, но отдернул себя. Это уже было делом принципа. Навязчивой идеей, держащей его в своих колючих лапах. Теперь все его существование крутилось вокруг этой идеи. Если бы он сдался, разозлился бы на себя, пусть на это и не было веской причины. Тревога откусывала от него по куску с каждой прочитанной страницей. Ведь он так решил, договорился сам с собой, а главное, со своими демонами. Дал слово себе и им. И намеревался это слово сдержать. Со вздохом отпустив дверную ручку, Даррен отправился пересматривать старый, но любимый сериал.

10

Неделя началась с настойчивого звонка в дверь. Даррен резко поднялся и, ничего не понимая, открывая глаза по ходу движения, направился к входной двери. На пороге стояли двое мужчин в форме, принадлежность которой Даррен определить так и не смог, и внушающих размеров сверток неизвестного происхождения. Один из мужчин, радостно улыбаясь, начал тараторить:

— Здравствуйте! Мистер Сангвин? Мюллеры сказали…

— Кто сказал? — не дал закончить ему Даррен. Он уже успел достаточно прийти в себя, чтобы понять, что разбудили его зря. И виновник должен быть наказан.

— Мюллеры… — мужчина казался сконфуженным и нервно переглянулся с напарником в поисках поддержки, — из двадцать второй квартиры.

Даррен демонстративно перегнулся через дверь и посмотрел на цифру «20», выгравированную на табличке, прибитой рядом с дверью. После чего снова посмотрел на совсем уж растерявшихся курьеров.

— Кажется, это двадцатая квартира. Как я и думал, когда заходил в нее вчера вечером. Хотя с фамилией вы угадали, тут молодцы. Но, боюсь, и тут какая-то неувязочка получается.

— Да, понимаете, — продолжал сбивчиво первый курьер, — Мюллеров, — он сделал в воздухе неопределенный жест рукой, который, судя по всему, был призван дотянуться до отсутствующих заказчиков, — сейчас нет дома, но по телефону они сказали, что мы можем оставить товар у вас.

Даррен мрачно осматривал выглядевших теперь окончательно потерянными и даже несколько перепуганными мужчин. Он был слишком зол и расстроен испорченным началом дня, а за ним и недели, чтобы продолжать эту пытку сарказмом.

— Ладно, — вздохнул он. — Надеюсь, она уже оплачена. В противном случае можете уносить ее туда, откуда взяли.

— Да-да, конечно! Все оплачено, — снова воодушевился говорящий курьер. — Только не могли бы вы расписаться за получение?..

Сверля курьера взглядом, Даррен оставил неясный завиток на накладной.

— Это все?

— Да-да. Спасибо за сотрудничество…

— Ага, — прервал Даррен потенциально долгое прощание. — Вы лучше в квартиру эту… это занесите.

Минуту спустя Даррен сидел напротив нежданной посылки и думал о трех вещах. Во-первых, что же это, черт возьми, такое; во-вторых, как ему теперь с этим быть; и наконец, в-третьих, решающий вопрос: знает ли он этих Мюллеров. Они-то его, очевидно, знают. Поскольку из дома Даррен выходил нечасто, а если и выходил, то вечером, своих соседей он помнил смутно. Да и не присматривался он к ним никогда особо. В большом доме несложно потеряться. Как и в большом городе. Раньше, когда Даррен жил с родителями, в их крошечном городке все знали друг друга, и не только в лицо и по имени — от любопытных глаз не укрывалось ничего. Личной жизни практически не существовало, только общественная. Все они тогда жили большой и относительно (в любой семье ведь бывают ссоры, верно?) дружной семьей. По-своему Даррену это казалось трогательным, хотя порой эти «дружеские отношения» заходили слишком далеко, раскрывали то, что должно было быть скрыто, задевали чувства слишком многих людей и приводили к скандалам, которые, будучи заключенными в столь ограниченном пространстве, выливались в грандиозные сражения, кругом кипели шекспировские страсти. Сейчас же Даррена вполне устраивало, что отношения с соседями не выходят за рамки любезно-отстраненных приветственных кивков и обмена ничего не значащими фразами.