По ступенькам к виселице - [2]

Я не стал наблюдать кровавое зрелище. Быстро, насколько мог, я взбежал по холму. Отдышался. А холм-то кишел змеями. Они сплетались в тысячи клубков, покрывая землю плотным полотном из гибкой переливающейся чешуи. Я опасливо передвигался вперед, к противоположному спуску. Змеи опутывали ноги, и идти становилось совсем невмоготу.

Внезапно, как по сговору, они стали собираться в центре, формируя из своих извивающихся тел фигуру мужчины в черном балахоне. Черные суровые глаза, неподвижное белое лицо. Он поприветствовал меня поклоном.

Я вздрогнул, но сглотнув ком, тоже кивнул.

— Ты верно знаешь о Третьем даре Дьяволу, — губы мужчины не двинулись, но заупокойный степенный голос ударил по вискам, сжимая их плотным обручем звуков.

— Да, — снова вслух подумал я.

Карта Дьявола отозвалась бурным весельем. Отложив лиру, Дьявол подносил ко мне золотую чашу с пенной кровавой брагой. Его лукавые глаза смеялись надо мной.

— Отдай мне свои очи, — мужчина не заставил себя долго ждать.

Я опустил голову.

— Ну же, — поторопил мужчина, — такие красивые глаза, они должны быть моими.

Я вскинул голову и посмотрел в его лик. Огромная ладонь моментально накрыла мое лицо и две змеи, выросшие из нее, впились в глаза, выгрызая их.

Однако, против всякой логики, зрения я не утратил. Я отчетливо увидел хлынувшие из глазниц фонтаны крови, и как мужчина со звериным оскалом принялся рвать мои глазные яблоки острыми акульими зубами. Захотелось бежать.

Сломя голову, я бросился вниз и несся по лесу, пока легкие не стало сводить спазмами. Я остановился. Оказалось, я стоял около огромной пещеры. У ее входа раздавалось мерное жужжание прялки. Я прошел чуть вперед и увидел косматую старуху, прядущую багровую нить трясущимися скрюченными руками. Ее оборванную одежду покрывал мох, а голову — грибы. Она сразу почуяла запах чужого присутствия и обернулась. Вместо глаз зияли дыры.

— А ты упертый, — произнесла она, не размыкая губ. — Сюда мало, кто доходит.

— Четвертый дар? — устало произнес я и глянул на карту. Как же переменился Дьявол! Он сидел неподвижно, сложив руки на груди, и внимательно вглядывался в меня, будто ожидал решительных действий. Или выжидал…

Старуха расхохоталась.

— Сердце, — произнесла она, сквозь смех и, отбросив пряжу, схватила меня за плечи.

— Я не могу, — прошептал я, делая шаг назад.

— Почему? — удивилась старуха. — Что тебя держит позади? Разве не за этим ты сюда шел… Ты хотел обрести… Так, смотри!

Словно дождавшись ее команды, сотни мертвых мотыльков воспрянули с земли и окружили меня, пробиваясь в тело. И вот у меня уже выросли новые костяные руки, а во рту плясал змеиный язык. Вороньи глаза взирали на мир алым блеском.

— Твое сердце — ничего не стоит, — проговорила старуха, поджимая губы и раскачивая головой на стариковский лад.

— Стоит…

— И чего же? Клубка змей, крысиной возни, мертвых мотыльков и грешного поцелуя? Велико диво.

Я сжал кулаки, но тут же, взглянув на карту, успокоился. Я печально улыбнулся.

— Ведь после четвертого дара Сатане, — осторожно начал я, — дар получу я?

Старуха скрипуче покашляла и быстро кивнула.

— Хорошо, Госпожа мира без Боли, я согласен.

Старуха воздела руки с веретеном к небесам, обрушила его острие мне на грудь. Оно прошло в самое сердце. Ковыряя и выкорчевывая мясо, старуха старательно орудовала своим подручным инструментом. Наконец, непокорная плоть поддалась и, дернув рукой, старуха вырвала сердце на острие веретена. Оно еще билось, но пробитое насквозь, вскоре дернулось последним импульсом жизни и затихло.

Я покачнулся. Стало страшно от содеянного. Но подумать мне не дали. Дряхлые руки толкнули меня в пещеру. Тьма сгустилась вокруг меня. Внезапно тишину прорезал звон битого стекла.

Дьявол с карты вырвался на свободу. Он описал несколько кругов надо мной и залил все огненным светом от своих алых крыльев. Вокруг пульсировали города, планеты, люди, вселенные. Они были объяты пламенем. А дьявол таял в пространстве.

— Я даю тебе новое сердце, тебе, новорожденному Люциферу мира сегодняшнего! — проговорил он мне, швыряя карту. Я перехватил ее рукой и, спешно глянув, ужаснулся. Она была зеркальной, и на ее идеальной глади ветвистыми красными буквами плясало слово: «Месть».

Я оглянулся, желая ее свершения, но Дьявола уже не было. Мир приветствовал своего нового Властелина. А внутри моей разорванной груди уже зрело иное сердечное семя. Из него багровыми лепестками пламени распускалась Ненависть.

Ступень третья: Arbeit macht frei [1]

Говорят, черный цвет теряет свою однородность, если брошен разрезанным полотном на небо ночного космоса. Звезды разметали свой свет сквозь черную ткань неба, они — живые источники нашего холодного отчуждения от земли.

Что является более показательным символом жизненной быстротечности? Кроме звезд, пожалуй, ничего. Поднял голову на небо — и ты уже мертвец, а они смеются — вечные, запоздалые, степенные и холодные. Твой дед проиграл им, твой отец уже тоже, да и ты сам, даже твой сын проиграет… Они сильнее, это глаза Смерти.

Она, несмотря на суждения многих, не старая, не лохматая и вовсе не скелет в черном одеянии. В черном всегда ходит ночь. Смерть и ночь не одинаковые и даже не подруги.