По пути Синдбада - [8]

В Суре, по берегам небольших заливчиков, изрезавших побережье, где в прежние времена не утихало строительство больших торговых судов, теперь, как я воочию убедился, строились только рыбачьи лодки. Мастеровые пользовались в работе традиционными инструментами: стругом, ножовкой, дрелью, а сами лодки строились на глазок, без каких-либо чертежей. Неспешное сооружение этих лодок являлось лишь слабой тенью той кипучей деятельности, которой прежде занимались сурские корабельщики, строя баггалы, корабли грузоподъемностью 400 тонн, которые не уступали размерами испанским галеонам. Правда, в Суре я все же увидел ганью, корабль, похожий на баггалу. Ганья стояла на приколе в лагуне. Как мне рассказали, этот корабль принадлежал богатому сурскому купцу, а когда тот скончался, его сын, чтобы увековечить память об отце, поставил корабль на вечную стоянку. Когда-то этот корабль, несомненно, был превосходен — весь от украшавшей нос деревянной скульптуры, изображавшей голову птицы, до высокой кормы с декорированным резьбой транцем. Однако он и в самом деле нашел в лагуне свою последнюю стоянку. Днище его потрескалось, и во время прилива в трюм поступала вода. Впрочем, плачевное состояние ганьи исключением не являлось. Берег был похож на кладбище кораблей. Европейцы нередко называют арабские корабли общим термином «дау» (имеющим, вероятно, восточноафриканское происхождение), однако у самих арабов каждый тип корабля имел свое название. В Суре, помимо ганьи, я увидел полусгнивший самбук, который когда-то ходил в Бомбей, остов тупоносого данги, индийскую котью со сгнившим шпангоутом, а еще останки йеменского быстроходного корабля, когда-то возившего в Сур контрабанду и в итоге задержанного охраной. Гниющие останки судов были облюбованы цаплями, высматривавшими на мелководье добычу. Даже здание таможни, в котором останавливался прежний султан, приезжая в Сур, оказалось заброшенным. Большую двустворчатую дверь до середины засыпал песок, и ветер, не встречая сопротивления, продолжал начатую работу.

Правда, невдалеке от таможни функционировала паромная переправа, и я перебрался на другой берег лагуны, на котором расположен городок Эль-Айджа. Над домиками возвышалась небольшая мечеть, незатейливое побеленное здание, тем не менее радовавшее своей простотой. На берегу, к моему немалому удивлению, строили настоящий самбук. Правда, бригада строителей состояла всего из трех человек, из них двое оказались подручными. Работой руководил атлетически сложенный человек, в жилах которого, очевидно, преобладала африканская кровь. Со своими помощниками он изъяснялся на суахили. В дальнейшем случилось так, что один из родственников этого человека стал самым молодым членом моего экипажа.

Накануне моего отъезда из Омана мне неожиданно позвонил министр национального наследия и культуры. Он попросил меня выступить перед небольшой аудиторией и рассказать о моем путешествии на «Брендане». Видимо, решил я, о моем плавании к берегам Северной Америки министру рассказал один из его советников. К счастью, я захватил с собой в Оман пленку с фильмом о плавании на «Брендане», который я собирался показать в Лондоне, перед тем как вернуться к себе в Ирландию. Когда я пришел в назначенный час в министерство, аудитория была уже в сборе. Министр, член правящей оманской фамилии, тепло меня поприветствовав, уселся в первом ряду. Ситуация была несколько необычной. Мне предстояло рассказать о переходе в лодке из бычьих кож через Северную Атлантику, который я совершил, повторив путь христианского святого, — и рассказать не кому-нибудь, а группе собравшихся мусульман, облаченных в дишдаши и вооруженных неизменными кинжалами, заткнутыми за широкие кушаки. Демонстрируя фильм, я показал собравшимся зрителям ледяные поля у побережья Гренландии и рассказал — в то время как за окном температура выше ста градусов[10] — о том, как мы мерзли. Собравшиеся меня внимательно выслушали, задали несколько вопросов, после чего тихо вышли из комнаты, оставив меня размышлять о невероятных поворотах судьбы.

На следующий день я уезжал из Омана. Я спустился оплатить счет в гостинице, но оказалось, что все мои расходы оплачены его высочеством Сайидом Файсалом, министром национального наследия и культуры, который просил мне передать, чтобы я зашел к нему в министерство. Когда мы с ним встретились, Сайид Файсал попросил меня рассказать о результатах моих изысканий и о том, каким я представляю себе путешествие по стопам Синдбада. Затем министр поблагодарил меня за вчерашнее выступление и преподнес великолепный подарок — старинную оманскую саблю. В тот же день, с саблей в своем багаже и документом, разрешающим ее вывоз, я отправился в аэропорт. Побывав, как было намечено, в Англии, я вернулся домой, в Ирландию.

Спустя две недели я получил в один день две телеграммы. Обе были от одного отправителя — оманского министерства национального наследия и культуры — и содержали совершенно одинаковый текст. Я особо не удивился, так как с выкрутасами ирландской почты сталкивался не раз. В телеграммах говорилось о том, что султан одобрил мой проект, и потому мне предлагалось вернуться в Оман, чтобы обсудить организацию путешествия. Сутки спустя я уже находился в министерстве национального наследия и культуры Омана и разговаривал с Сайидом Файсалом.