По прозвищу Гуманоид - [8]

Шрифт
Интервал

— Прывет! Прыми мои поздравлэния! Я и ты — друзия!

Митька ничего не понял, но руку пожал.

— Прошу прощэния за вчера. Это был экзамэн. Ты — молоток! Нэ трусы!

И только тут до Митьки дошло: вчерашний вождь «аборигенов»! Ухмыльнулся.

— А! Это ты!

— Нэ сэрдись! — хлопнул его по плечу парень. — Давай будэм друзья! — И радушно протянул руку. — Как тэбя зовут?

— Дмитрий. А тебя?

— Званэк. Умеешь доставать рапаны?

— У нас их нет.

— А что есть?

— Раки.

— Краб?

— Ну, наподобие. Кто тебя научил русскому?

— Мама. Она учитэль русского языка.

— Понятно.

— Тебе сколько лет?

— Скоро четырнадцать будет, — для солидности малость приврал Митька. До четырнадцати нужно было еще жить и жить, целых десять месяцев.

— И мне четырнадцать. Спортом занымаешься?

— Времени нет. На гитаре учусь играть.

— А на каникулах что дэлаешь?

— В деревню езжу.

— Кто твой друг?

— Из ребят — Витька Смирнов. Одноклассник мой. А по большому счету — мой дед, — не задумываясь, ответил Митька.

— У мэня нэт дэда.

— Жалко. Умер?

— Давно.

— Не повезло.

— Хочэшь, научу доставать со дна рапаны?

Митька неопределенно склонил голову набок. Вряд ли отец разрешит. Пасет, как маленького. Это мать ему инструкций надавала. Везет Званэку. Свободный, как птица. Куда хочет — ходит, что хочет — делает. А тут…

Тут к ним подплыл отец. Вот, блин, как на поводке! Только в деревне чувствовал себя Митька на свободе. У отца вон с языка не сходит: «козел» да «козел». Дед на Митьку никогда не кричал и не обзывался. Но если уж и сделает замечание, так на всю жизнь запомнится. Повесила как-то бабуля к умывальнику чистые полотенца. Белые да наглаженные. А Митька как гонял с пацанами на поле в футбол, так потный да грязный к этому полотенцу и припечатался. Не умывшись, конечно. Бабуля чуть не в слезы. Только руками всплеснула. Дед полотенце в руках повертел и подозвал Митьку.

— Это чей лик нерукотворный?

Митька весь до ушей покраснел. Что толку отпираться, коль «моська» — его. И нос, и щеки, и глаза. Только подписи «Митька» — нет.

— Прости, бабуль, я так больше не буду!

А дед:

— Прости, бабуль, раз прилюдно обещал. А полотенце иди к озеру выстирай, чтоб не повадно было.

С тех пор Митька, прежде чем вытираться, так лицо и руки с мылом надраивал, что бабуля смеялась: «Вороны унесут!» А отец не умеет по-человечески разговаривать.

— Дмитрий, на обед пора. Быстро за мной!

— Сейчас.

— Не сейчас, а сразу.

— Да ладно тебе, иду.

— Приходы. Я буду тэбя ждать, — заверил Званэк.

— Ладно, — пообещал Митька. Этот парень ему нравился. Странно только, что знакомство их началось с кулачного боя. Хотя, бывает. С Витькой Смирновым тоже поначалу схватились, да еще как. Маргарита Рашидовна чуть не за волосы их растаскивала. Причину уже и забыл. Значит, не причина и была. А теперь как «скорешились»!

Сон в руку

Митька плелся за отцом по пляжу, как козел на веревке, всем видом демонстрируя окружающему миру, что доброй волей следовать за ним ему не хочется. Когда отец останавливался и оглядывался на него, Митька тоже останавливался и, упершись взглядом в песчаный берег, большим пальцем правой ноги рыл в теплом песке ямки.

— Вот козел! До чего упрямый! — шипел отец. — Хоть на людей посмотри. Одни иностранцы кругом. В своей деревне ты такого не увидишь!

В слове «козел» отец почему-то делал ударение на первый слог. Где только его такому учили? Послал ему мысленный ответ, мол, от козла слышу, но вслух произнести не решился.

Навстречу шел Бегемот. Явился, не запылился. Сейчас начнет пошлые анекдоты травить и посматривать на Митьку, как на подопытного кролика. Так и знал, направились к пивному бару. Интересно, сколько сегодня пива влезет в его брюхо? Орет, как на базаре. Митька с досады отвернулся в сторону. И оторопел: по пляжу проходили Рита со Светой. Они ели мороженое и о чем-то, улыбаясь, разговаривали. Митьку они не видели. А он весь так и расцвел. Бегемот, перехватив Митькин взгляд, гнусно захохотал.

— Ишь ты — подишь ты! Вот оно что! Втюрился? Эх, хороши козочки! — И

дальше произнёс такую фразу, от которой Митька закраснелся до кончиков ушей.

Девушки явно услышали, потому как одновременно оглянулись. На лицах

у них было такое выражение, словно их, одетых в белые одежды, облили мазутной грязью и они не знают, что теперь делать.

А Митьке словно кислород перекрыли. Мир вокруг задергался в истеричных судорогах. Воздух заледенел в легких, и мелкими иголками закололо глаза. Он развернулся к Бегемоту и изо всех сил ударил его кулаком по толстому брюху. Тот охнул и осел на белый пластмассовый стул, не ожидая от Митьки такой прыти. Его бычьи глаза налились кровью. Загривок вздыбился. Зубы заскрипели. Тяжело и грозно поднявшись со стула, он вмазал Митьке в ухо. Митька, как мячик, отлетел на песок и растянулся перед девушками в самом жалком виде. Последнее, что он видел, — изумленные глаза Риты. Вскочил, как ужаленный, и бросился бежать к морю.

— Ух, ты, поганец! — рычал вслед разъяренный Бегемот. — Я тебя научу взрослых уважать!

— Дмитрий! Куда?! Вернись сейчас же! — грозно крикнул отец.

— Да катитесь все!..

Добежав до мокрой кромки песка, Митька резко развернулся, на все девяносто, и рванул к пирсу. Хотелось провалиться сквозь землю! К отцу он больше не вернется. Это точно! Куда бы деться?


Еще от автора Надежда Борисовна Васильева
Гагара

Герой первой повести, давшей название книги, влюблен в девчонку, по прозвищу Гагара, с детсадовского возраста, но ведет себя так, что та готова бежать на край света от этой любви. После того как она в очередной раз «отшила» его, случилось непоправимое… Как избежать подобной беды, как научиться уважать и ценить чужие чувства, как жить так, чтобы вокруг тебя царили мир и согласие? Герою второй повести «По прозвищу Гуманоид» это удается, хотя и не сразу. Ведь Митька Гуманоид, следуя завету своего любимого деда, способен понять другого и умеет любить, терпеть и прощать. Для старшего школьного возраста.


Про Дуньку, которую знали все

Казалось, что ничто не может заставить образумиться дерзкую неуправляемую 10-летнюю Дуньку Цыганову. Ей скучно среди ровесников, а вот компания старшеклассников — в самый раз. Всё, что связано с риском, опасностью, безрассудством, — её стихия. Неглупая и незлая в душе, она нередко жалеет о своих хулиганских выходках, но каждый раз словно бес какой-то её под локоть толкает: не может она удержаться, чтобы не выкинуть очередной фокус. Но время идёт, и кажущаяся неисправимой Дунька меняется.


Под созвездием Кассиопея

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.