По чужим правилам игры. Одиссея российского врача в Америке - [17]
Практически все так или иначе побывали в Штатах, в основном по полгода – году. Прекрасный английский. У многих – контакты в США. Девочка из Москвы учится на факультете, который дружит с соответствующим факультетом в Нью-Йорке. Многие ездят туда на стажировку. Как возвращаются – устраиваются на такую работу, чтобы оставалось побольше свободного времени, готовятся, сдают и уезжают.
– Чего греха таить, – философствовал нейрохирург из Москвы, – все мы тут боремся за один – два балла. Перевалить через перекладину, даже задев за неё, и прорываться дальше. Был я там. Ни у кого нет трех лобных долей. Все двумя обходятся.
И снова мы решаем задачи про мальчиков с недержанием мочи и девочек с наркоманией, малышей с наследственными аномалиями, алкоголиков с желтухами и стариков с нарушениями походки. Закончились последние три часа. Мы желаем друг другу удачи.
– Встречаемся здесь же в августе! – говорим мы на всякий случай.
В августе можно пересдать второй этап. Число попыток не ограничено, хоть двадцать раз сдавай. При этом каждый надеется, что он сюда больше не приедет.
Мы разбегаемся по Варшаве. Кто-то остановился у знакомых, кто-то на квартире, кто-то, из самых молодых, даже в нормальной гостинице. Наша ночлежка – самая крутая. Так дешево больше никто не живет. Большинство завтра же уезжает домой, расслабиться на месяц и снова учить. Результата дожидаться нельзя. Пропустишь месяц, потом окажется, что не сдал – не догонишь.
Мы с Лерой блаженствуем еще несколько дней. Проходим центр, Краковское предместье, Старый город. Пьем пиво, едим в пиццерии на Замковой площади. И болтаем.
Экзамен мне, в общем, не понравился. Он не моделирует настоящую работу врача. Нет в жизни такого жесткого цейтнота. Не надо принимать шестьдесят принципиальных решений за час. И хорошо, что не надо. Врач думать должен. Но зато как приятно понимать, что никому не будет сделано скидки на рабоче-крестьянское или славянское происхождение или проживание в условиях Крайнего Севера. Никто не получит лишнего балла или лишней минуты за то, что его дядя работает в Комиссии. Никому не простят ошибку за то, что он сообразил, кому надо заплатить. Компьютер взяток не берет.
Сейчас у нас тоже решили ввести нечто подобное – лицензирование врачей. Говорят, что без него врачей не будут допускать до работы. Лицензирование будут проводить на кафедрах медакадемии. За это каждый врач должен заплатить 200 тысяч рублей. Из Москвы получено несколько сот вопросов, к каждому предлагается пять вариантов ответов, из которых надо выбрать один. Кафедры их модернизировали, что-то добавили, что-то изменили. Вопросы изощренные, надуманные, многие не имеют практического значения, ответить на них трудно. На одной кафедре вначале решил проверить степень сложности сам профессор, как истинный ученый – на себе. Он правильно ответил на 30 % вопросов. Нужно набрать не менее 70 %, поэтому он распорядился все результаты слушателей умножать на коэффициент 2,5.
На кардиологии сделали проще. Заведующая отделением договорилась с профессором и получила тексты всех вопросов с правильными ответами. За несколько коробок конфет отдала это секретарю главного врача для снятия ксерокопий. Теперь каждый врач получит такой экземпляр, выучит правильные ответы и пойдет на лицензирование.
Если на американском экзамене ты попробуешь жульничать, это будет дискредитацией идеи и оскорблением для всех остальных, кто пишет сам. А если придешь на наш экзамен и будешь все делать честно, то окажешься непроходимым идиотом. И если выбирать, по каким правилам хочешь играть, я бы выбрала американские.
В последний раз вдыхаем ванильный вокзальный запах. В Бресте к нам подсаживаются два мужика. Они пьют водку, много едят, дышат чесноком и пытаются нам объяснить, что мы неправильно себя ведем, отказываясь от общения.
Дома меня ждало письмо от Марджори. Это она послала в Комиссию мою первую анкету. Нашла её вместе с письмом и деньгами у себя дома, в самый канун Нового года, среди бумаг, которые Бен ей передал еще в сентябре. Он просто забыл сказать, что там мой пакет. А для неё бумаги были не срочные, она их и не смотрела…
И не было злодеев. Обычные люди, честные и доброжелательные. Но все-таки они меня разочаровали. Вернувшись домой, Бен забыл о том, как взял у меня пакет с деньгами и документами, о том, как отдал его в Кливленде Марджори, забыл, что они срочные. Забыл так крепко, что не вспомнил даже тогда, когда Марджори, после моего звонка, напомнила ему об этом. А Марджори, получив от Бена какие-то бумаги из Волгограда, так прочно забыла об этом, что не вспомнила ни после разговора со мной, ни переводя в Филадельфию свои 500 долларов, ни получив на них чек из Волгограда, ни отправив мне подтверждающий факс. Просто мои дела не стояли в их жизни ни на первом, ни на втором месте. Вероятно поэтому она даже не сообщила мне, что нашла мои документы, что отправила их в Филадельфию. При встрече в Волгограде она сразу отдала мне эти 500 долларов, но ни тогда, ни позже, ни от неё, ни от Бена я не услышала ни сожалений, ни извинений, что они так неуклюже и с таким опазданием выполнили мою просьбу. Они же её выполнили и полагали, что могли рассчитывать на мою признательность.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.