По чужим правилам игры. Одиссея российского врача в Америке - [17]

Практически все так или иначе побывали в Штатах, в основном по полгода – году. Прекрасный английский. У многих – контакты в США. Девочка из Москвы учится на факультете, который дружит с соответствующим факультетом в Нью-Йорке. Многие ездят туда на стажировку. Как возвращаются – устраиваются на такую работу, чтобы оставалось побольше свободного времени, готовятся, сдают и уезжают.

– Чего греха таить, – философствовал нейрохирург из Москвы, – все мы тут боремся за один – два балла. Перевалить через перекладину, даже задев за неё, и прорываться дальше. Был я там. Ни у кого нет трех лобных долей. Все двумя обходятся.

И снова мы решаем задачи про мальчиков с недержанием мочи и девочек с наркоманией, малышей с наследственными аномалиями, алкоголиков с желтухами и стариков с нарушениями походки. Закончились последние три часа. Мы желаем друг другу удачи.

– Встречаемся здесь же в августе! – говорим мы на всякий случай.

В августе можно пересдать второй этап. Число попыток не ограничено, хоть двадцать раз сдавай. При этом каждый надеется, что он сюда больше не приедет.

Мы разбегаемся по Варшаве. Кто-то остановился у знакомых, кто-то на квартире, кто-то, из самых молодых, даже в нормальной гостинице. Наша ночлежка – самая крутая. Так дешево больше никто не живет. Большинство завтра же уезжает домой, расслабиться на месяц и снова учить. Результата дожидаться нельзя. Пропустишь месяц, потом окажется, что не сдал – не догонишь.

Мы с Лерой блаженствуем еще несколько дней. Проходим центр, Краковское предместье, Старый город. Пьем пиво, едим в пиццерии на Замковой площади. И болтаем.

Экзамен мне, в общем, не понравился. Он не моделирует настоящую работу врача. Нет в жизни такого жесткого цейтнота. Не надо принимать шестьдесят принципиальных решений за час. И хорошо, что не надо. Врач думать должен. Но зато как приятно понимать, что никому не будет сделано скидки на рабоче-крестьянское или славянское происхождение или проживание в условиях Крайнего Севера. Никто не получит лишнего балла или лишней минуты за то, что его дядя работает в Комиссии. Никому не простят ошибку за то, что он сообразил, кому надо заплатить. Компьютер взяток не берет.

Сейчас у нас тоже решили ввести нечто подобное – лицензирование врачей. Говорят, что без него врачей не будут допускать до работы. Лицензирование будут проводить на кафедрах медакадемии. За это каждый врач должен заплатить 200 тысяч рублей. Из Москвы получено несколько сот вопросов, к каждому предлагается пять вариантов ответов, из которых надо выбрать один. Кафедры их модернизировали, что-то добавили, что-то изменили. Вопросы изощренные, надуманные, многие не имеют практического значения, ответить на них трудно. На одной кафедре вначале решил проверить степень сложности сам профессор, как истинный ученый – на себе. Он правильно ответил на 30 % вопросов. Нужно набрать не менее 70 %, поэтому он распорядился все результаты слушателей умножать на коэффициент 2,5.

На кардиологии сделали проще. Заведующая отделением договорилась с профессором и получила тексты всех вопросов с правильными ответами. За несколько коробок конфет отдала это секретарю главного врача для снятия ксерокопий. Теперь каждый врач получит такой экземпляр, выучит правильные ответы и пойдет на лицензирование.

Если на американском экзамене ты попробуешь жульничать, это будет дискредитацией идеи и оскорблением для всех остальных, кто пишет сам. А если придешь на наш экзамен и будешь все делать честно, то окажешься непроходимым идиотом. И если выбирать, по каким правилам хочешь играть, я бы выбрала американские.

В последний раз вдыхаем ванильный вокзальный запах. В Бресте к нам подсаживаются два мужика. Они пьют водку, много едят, дышат чесноком и пытаются нам объяснить, что мы неправильно себя ведем, отказываясь от общения.

Дома меня ждало письмо от Марджори. Это она послала в Комиссию мою первую анкету. Нашла её вместе с письмом и деньгами у себя дома, в самый канун Нового года, среди бумаг, которые Бен ей передал еще в сентябре. Он просто забыл сказать, что там мой пакет. А для неё бумаги были не срочные, она их и не смотрела…

И не было злодеев. Обычные люди, честные и доброжелательные. Но все-таки они меня разочаровали. Вернувшись домой, Бен забыл о том, как взял у меня пакет с деньгами и документами, о том, как отдал его в Кливленде Марджори, забыл, что они срочные. Забыл так крепко, что не вспомнил даже тогда, когда Марджори, после моего звонка, напомнила ему об этом. А Марджори, получив от Бена какие-то бумаги из Волгограда, так прочно забыла об этом, что не вспомнила ни после разговора со мной, ни переводя в Филадельфию свои 500 долларов, ни получив на них чек из Волгограда, ни отправив мне подтверждающий факс. Просто мои дела не стояли в их жизни ни на первом, ни на втором месте. Вероятно поэтому она даже не сообщила мне, что нашла мои документы, что отправила их в Филадельфию. При встрече в Волгограде она сразу отдала мне эти 500 долларов, но ни тогда, ни позже, ни от неё, ни от Бена я не услышала ни сожалений, ни извинений, что они так неуклюже и с таким опазданием выполнили мою просьбу. Они же её выполнили и полагали, что могли рассчитывать на мою признательность.