По чужим правилам игры. Одиссея российского врача в Америке - [18]

С тех пор я перестала проявлять излишнюю деликатность. Проверяла, спрашивала и напоминала столько раз, сколько считала нужным. И все же, как оказалось, недостаточно.

ГЛАВА 3

В ПОИСКАХ МЕСТА

 

«Нынче по небу солнце нормально идет,

Потому что мы рвемся на запад»

 

Владимир Высоцкий

Что делать с дипломом

Я получила свой драгоценный американский диплом по почте в конце мая и стала думать, что с ним делать. Следующий этап – резидентура. Это трехлетняя программа подготовки для начинающих врачей, обязательная для всех, кто хочет заниматься практической медициной в США. Как туда попасть?

Сразу ехать в Америку? Ждать? Чего и сколько? В это время в Волгограде гостили Марджори с Флойдом. Попросила их помочь собрать информацию. Через месяц от них пришло письмо. «Это будет очень трудно» – в один голос твердили все, с кем они разговаривали. Они предложили подождать до осени. В сентябре в Волгоград приедет одна супружеская пара, которая может попытаться помочь мне попасть в программу по анестезиологии. И приедет еще доктор – неонатолог, который работает в Мемориальной больнице в Кливленде. Он может пристроить меня на пару месяцев в свою больницу, чтобы у меня была возможность пройти личные собеседования.

Это было уже что-то. Экскурсия в эту больницу у нас была во время прошлогодней поездки. Нам показывали площадку на крыше, куда вертолетами доставляют больных из окрестностей Кливленда.

Людмила позвонила брату в Нью-Йорк. Жена брата – врач. Она авторитетно сказала, что надеяться мне не на что. С этого года иностранцев перестали брать в резидентуру. Я не поверила. Что значит – перестали брать? Закон, что ли, вышел? Вряд ли. А раз закона нет, значит кто-то кого-то берет. И меня могут взять. Иначе на что рассчитывают те толпы ребят, которые вместе со мной сдавали экзамены в Будапеште и в Варшаве?

Приехал Джек МакКоркл, рентгенолог, член Церкви Христа, которому я переводила проповеди и религиозные беседы около года назад. Он тогда носил кошелек на ремешке под коленкой, чтобы не украли. В конце каждой недели он засучивал штанину, доставал деньги и платил мне. Десять долларов в день.

Теперь он никаких бесед не проводил, и я просто пригласила его пообедать. Посвятила в свои планы. Он оказался на удивление оптимистичен. Нет, ни о каком таком законе он не знает. Правда ли, что все занятия начинаются с первого июля? Точно не знает, но не думает. Знает, что кого-то периодически берут в январе. Узнает все, что сможет, и напишет.

Уехал. И пропал.

Я изучила брошюру, которую мне прислали еще к экзаменам. Рекомендовалось искать место двумя способами. Во-первых, писать письма и посылать документы в отдельные больницы, где есть программы по резидентуре. Список таких программ я нашла в городской библиотеке, и наугад послала десятка три писем. Сразу решила, что сосредоточусь на терапии. То, что кардиология очень престижна и туда не попасть, я уже знала. Во-вторых, можно участвовать в МАТЧе – центральной американской программе, подбирающей места в программах. Я написала в МАТЧ, что хочу участвовать.

Тем временем меня пригласили переводить для американских врачей, приезжавших на неделю по линии Церкви Назарянина проводить медицинские осмотры желающих. Кто-то из бывших прихожан Церкви Христа, переметнувшихся в другую номинацию, порекомендовал меня пастору. Меня пригласили на собеседование. Жена пастора показала мне церковь.

– Мы не можем платить вам больше, чем четыре доллара в час, – сказала она.

Согласна. Мне еще никогда в жизни так много не платили. Я взяла на неделю отпуск на работе. Там зарплату задерживали уже месяца три. А тут – живые доллары.

Мне достался доктор – кардиолог, приятный, спокойный. Разумеется, я сразу вывалила ему все свои планы. Он, кажется, испугался. Отшатнулся. Он сам был директором программы. Сейчас – нет, поссорился с ректором. А мне он может посоветовать – во-первых, ехать и проходить личные собеседования. Во-вторых, стараться говорить лично с директорами программ. Просто записываться на прием и идти, даже не говоря заранее, зачем.

Больше мы с ним об этом не разговаривали. Слишком явно и старательно он избегал этой темы. Почему – я не поняла.

– Ты неправильно себя повела, – сказала Лера. – Представь себе, что ты приехала на неделю в Африку, а на тебя набрасывается папуаска и просит помочь ей устроиться врачом в России.

Но работа с ним в поликлинике меня вдохновила. Я наблюдала американский поликлинический прием, не выезжая из Волгограда. И поняла, что ничего особенного. Смогу!

Две программы, из числа тех, куда я писала, прислали мне образцы анкет и рекламные проспекты. Из них я узнала, какие документы требуются для подачи заявления. Само заявление. Одна больница прислала свой бланк и предупредила, что примет заявление только на этом бланке. Вторая сообщила, что принимает стандартные заявления. Что значит – стандартное? Где его взять?

Кроме того, требовались: ксерокопия американского диплома, перевод советского диплома, копии оценок за оба этапа американского экзамена. Резюме, то есть автобиография. Тоже надо писать, редактировать, кому-то показать. И три рекомендательных письма. Одно – от декана института, который я окончила. Двенадцать лет назад! Два – от врачей, которые знают меня по работе.