По чужим правилам игры. Одиссея российского врача в Америке - [20]
– Если заказать билеты за две недели, будет дешевле… – отвечает Ховард.
Да нет у меня двух недель! Всего-то времени два месяца отпуска, и оно вот-вот пойдет.
– Напиши заранее, куда и когда ты прилетаешь, – просил Ховард.
Откуда я могу знать? Билеты мне отказались продать без визы. А визы все нет. Обещали через две недели, прошло три. У меня начался отпуск. Я позвонила в фирму.
– Ваш паспорт с визой должен быть готов через день-два, – сказали мне. – По идее, там все в порядке, в случае отказа мы бы уже знали. Еще дня три уйдет на пересылку. Так что, если хотите скорее, приезжайте и забирайте паспорт прямо в Москве. Вот вам адрес и телефоны фирмы, от которой мы работаем.
Звоню в Москву: готова ли моя виза? Позвоните через полчаса. Вашей визой занимается Эля, она должна вот-вот подойти… Нет, еще не подошла. У нас обеденный перерыв, позвоните через час… Элю?! Она уволилась два дня назад!
Неожиданно пришло письмо из Вашингтона. Я знала, что мои дальние родственники когда-то эмигрировали. Я никогда их не видела. Они, скорее всего, вообще не подозревали, что я есть на свете. Отец кого-то из них пару раз видел в молодости, пока не уехал из Ленинграда сорок пять лет назад. Когда я стала собираться, мы, на всякий случай, попросили папину двоюродную сестру узнать их адреса или телефоны. Она прислала подробное письмо. Три семьи. Вашингтон. Нью-Йорк. Детройт. Вот они обрадуются, когда я возникну на горизонте!
Нина жила в Вашингтоне. Это вдова папиного троюродного брата, которую папа помнил еще невестой. Ей мы и послали письмо, почти не надеясь на ответ. Но ответ пришел. Конечно, Майечка может приехать. Конечно, она может остановиться.
Вот и маршрут определился. Москва – Вашингтон – Кливленд.
От Джеймса Смита ни двадцатого, ни тридцатого так ничего и не пришло.
Перед отъездом я зашла попрощаться с Чарльзом. Попросила известить Джека, пастора-рентгенолога с кошельком под коленкой, что я могу позвонить откуда-нибудь из Америки.
– Поезжай в Даллас, – сказал Чарльз, – Джек утомлен жизнью, он имеет все чего хочет, делать ему нечего. Он знает врачей. Он возьмет тебя за руку и будет водить из одной больницы в другую. Не езди в незнакомые места. Представь себе, что я приехал в Россию и, никого не зная, пытаюсь устроится на хорошую работу. Кто меня возьмет? А жить можешь с моей женой – Линдой. Она будет рада компании по вечерам. С едой никаких проблем не будет. Открывай холодильник, бери что хочешь.
Мне стало смешно.
– Чарльз, – сказала я, – я уезжаю завтра. У меня нет паспорта, нет визы и нет билета. Вопрос о том, что я буду есть в вашем доме в Далласе – не самый острый.
С Чарльзом я познакомилась за несколько лет до этого, когда в первый раз нанялась переводить религиозные беседы в Церкви Христа. Он был первым американцем, с которым я более или менее подробно поговорила, я для него – первой русской. Не помню, что я ему наболтала тогда, но отношения после этого были прохладными. Работать на него мне не пришлось. (Американское выражение – работать на кого-то – сначала резало ухо, но потом я привыкла к нему. Оно правдиво). Я никогда ему не переводила. Не скрывала, что не верю в Бога. Ни разу не пришла в церковь, если мне не должны были заплатить. И вот, пожалуйста. Кто бы мог подумать. Спасибо, Чарльз.
В московскую фирму я явилась в субботу. Они работали. Мой паспорт с визой был готов. С вас столько-то. Как?! Все давно уплачено волгоградской фирме! А квитанция есть? Слава Богу, есть. Сравниваю визу со своей прошлой визой. Не хватает печати. Это правильно или нет? Вдруг они все-таки жулики? Вдруг виза фальшивая? Завернут из аэропорта… Девочки в фирме не уверены. Та, что связана с американским посольством, выходная. Позвонили ей домой. Она будет после двух. Позвонили в посольство. Дежурный точно не знал. Ладно, ждем двух часов. А что с билетами на самолет?
Сотрудницы фирмы удивляются. Я без билета? Я тоже удивляюсь. В Волгограде меня заверили, что без визы билет не продают. Какая глупость! – возмущаются москвички. Вы платите деньги, и больше их ничего не должно интересовать. Запрашивают агентство Аэрофлота. На ближайшую неделю билетов на Вашингтон нет. Может быть попозже освободится что-нибудь из брони. Можно лететь «Дельтой». Немного дороже. Билеты продаются только в оба конца. Когда я собираюсь лететь обратно?
Понятия не имею. Может, в конце ноября. Может, в конце декабря. Совсем маловероятно, но, может, и позже. Какая вам разница?
– Если лететь «Дельтой», – объясняют мне, – надо точно назвать дату вылета назад. Её потом можно изменить, но за дополнительные 150 долларов. У Аэрофлота – открытая дата обратного полета. В течение полугода.
Лишних денег у меня нет. За все плачу сама. Подождем аэрофлотовскую броню. Тем временем фирма отряжает гонца в МакДональдс.
– Майя Эдуардовна, вам что-нибудь купить? – сверившись с моим паспортом, предлагают мне. Прошу филе-о-фиш и маленькую фанту. «Я к вам пришел навеки поселиться».
Выясняется с печатью. Её теперь не ставят. Выясняется с билетами. Из брони сегодня ничего не будет. А когда следующий рейс? Неизвестно. Расписание меняют с летнего на зимнее. Будут исправления. Причем проблемы только с Вашингтоном. В Нью-Йорк лети хоть завтра. Аэрофлотом. Или жди в Москве.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.