Плотина против Тихого океана - [73]

Сюзанна так и сидела в «рено». Прошло уже минут десять, как они приехали. Он ничуть не удивлялся и терпеливо ждал. Потом обнял ее.

— Ты рада, что так случилось: да или нет?

— Да.

— Я поднимусь к ней вместе с тобой.

Она согласилась. Он свернул на боковую дорожку и подъехал к бунгало. Было почти совсем темно. Мать лежала, но не спала. В углу ее комнаты притулился капрал, он все ждал от нее знака, что она не собирается умирать и он не лишится возможности есть. С тех пор как Сюзанна все дни напролет стала проводить у моста, а он закончил пересадку риса, большую часть времени он теперь проводил здесь. Бунгало казалось настоящей пустыней.

Мать повернула голову к Агости и улыбнулась ему. Она была очень взволнованна, и улыбка получилась какой-то судорожной.

— Как мило, — сказала мать очень быстро, увидев в руках Сюзанны ананас.

Агости был смущен. Стула в комнате не оказалось, и он сел на кровать у ее ног. Мать действительно сильно похудела после отъезда Жозефа. В тот вечер она выглядела постаревшей и изможденной.

— Не стоит так волноваться из-за Жозефа… — сказал Агости.

Сюзанна положила ананас на кровать, и мать машинально стала поглаживать его.

— Я и не волнуюсь. Это другое. — Она сделала усилие и продолжала: — Как мило, что ты хоть немного развлек ее.

— С Жозефом все будет в порядке. Он чертовски умный.

— Я очень рада тебе. Мы так редко видимся, и не скажешь, что соседи. Сюзанна, принеси ему чашку кофе.

Сюзанна пошла в столовую, оставив дверь открытой, чтобы не блуждать в потемках. После отъезда Жозефа в доме зажигали только одну лампу. Стараниями капрала на буфете всегда стояла банка с кофе. Сюзанна налила две чашки кофе и принесла матери таблетки.

— Зато мы часто виделись в Раме, — сказал Агости. — Когда вы приезжали туда с этим типом на лимузине.

Мать повернулась к Сюзанне и ласково улыбнулась ей.

— Интересно, что он теперь поделывает?

— Я встретила его один раз в городе! — сказала Сюзанна.

Мать не ответила. Это было так же далеко от нее, как ее собственная молодость.

— Машина у него была шикарная, — сказал Агости, — но вот физиономия явно подкачала…

Он стал потихоньку посмеиваться, видимо, вспомнив, о чем рассказывала ему Сюзанна.

— Вот и Жозеф говорил то же самое, — сказала мать. — Да, бедняга, он, конечно, не красавец… Но это не значит, что его надо…

— Красота — дело десятое, — сказал Агости, — а Жозеф его ненавидел, потому что тот ни бельмеса не понимал.

— Каждый понимает в меру своих возможностей, — сказала мать, — и за это тоже нельзя ненавидеть человека. А он был совсем не плохой, не злой.

— Знаете, иногда бывает очень трудно притворяться. И Жозеф не мог, это было сильнее его.

Мать не ответила. Она смотрела на Агости.

— Я видел Жозефа у папаши Барта, как раз когда он продал ему патефон этого типа, — продолжал Агости. — Он был тогда просто счастлив, что этот патефон больше не будет мозолить вам глаза.

— Дело совсем не в том, что патефон был от него, — сказала мать, — он бы с удовольствием продал и наше бунгало… ты же знаешь Жозефа.

Они на некоторое время замолчали, не зная, что сказать. Мать продолжала рассматривать Агости со все возрастающим вниманием. Видно, он чем-то вдруг очень заинтересовал ее. Сюзанне казалось, что это просто бросается в глаза, однако Агости так ничего и не замечал.

— Ты часто бываешь у папаши Барта? — спросила наконец мать. — Ты все еще занимаешься контрабандой перно?

— Приходится. Отец опять ухлопал половину прибыли от перца. И вообще мне это дело нравится.

Мать выпила кофе и проглотила таблетки, которые принесла Сюзанна.

— А если тебя поймают? — спросила она.

— С этими таможенниками можно запросто договориться, они ничем не отличаются от землемеров. А вообще-то об этом лучше не думать, а то тебе хана.

Мать избегала обращаться к Сюзанне. Агости все еще чувствовал себя неуютно, словно встретился с матерью впервые. Возможно, и само бунгало произвело на него впечатление. Его-то мать немало сил вложила в устройство их дома. У них было электричество от рамской сети, настоящая крыша и даже потолок. И строили бунгало более основательно, потому и доски перегородок не рассохлись. Агости-мать считала, что главное — создать мужчинам уютное жилье, тогда им не придет в голову бежать из дома. Чтобы удержать возле себя сына, она по всем стенам развесила репродукции картин, покрыла столы цветными скатертями, а стулья вышитыми подушечками. Пожалуй, Жан Агости впервые зашел к ним в дом вечером. Один раз он уже приходил к ним, но рано утром, хотел узнать у Жозефа, который как раз вернулся с ночной охоты, не видел ли он его отца — тот пропал в очередной раз.

— Сюзанна мне сказала, что вы получили весточку от Жозефа. Вот видите, я был прав, не стоило о нем так уж беспокоиться.

— Да, действительно. Но он делает столько орфографических ошибок, что я от этого совсем больна.

— За мной ему все равно не угнаться, — засмеялся Агости, — но, по-моему, это не так уж и важно.

Мать попыталась улыбнуться:

— А мне кажется, что это очень даже важно. Я всегда удивлялась, почему он такой неграмотный. Сюзанна делает меньше ошибок.

— Ну и что из-за этого волноваться? Неужели он писать не научится, если будет нужно? Я, например, уверен, что научусь.