— Черт, вот придумали же… — пробормотал Андрей, пригибаясь. — Подвал на чердаке, всё с ног на голову…
Лестница оказалась неожиданно длинной — они поднялись метров на двадцать, оказавшись в каморке с очередной обитой железом дверью. Когда Андрей отпер и её, в глаза Антона ударил яркий дневной свет. В лицо ему дохнул морозный, свежий воздух, и, переступив порог, он удивленно осмотрелся.
Они стояли на дне маленькой долинки, стиснутой заснеженными склонами. Справа она уходила под скалу, превращаясь в занесенную снегом пещеру — довольно жуткую на вид, надо сказать, — слева, над снегом, наверх вели марши ажурной железной лестницы. По ней они поднялись ещё метров на десять, потом мальчишка удивленно замер — из-за толстого заснеженного гребня ему открылся неожиданный вид на долину с городом, вернее, на хмурый океан туч, уходивший к горизонту. Её дно отсюда видно не было.
Долинка же тут не кончалась, она круто поднималась вверх, заваленная нетронутым снегом, — но лестница поворачивала вправо, и, превращаясь в мостик, упиралась в очередной проем в скале.
Они вошли в тесный, но более ровно вырезанный коридор. Он упирался в железную дверь, которую Андрей отпер последним ключом. Дверь открылась с ржавым скрежетом, за ней висела темнота. Мальчишка нырнул внутрь, нащупывая выключатель, потом вспыхнул тусклый желтый свет. Ребята вошли вслед за ним — и Антон разочарованно замер.
Он сам не знал, что толком ожидал увидеть — но увидел он самую обычную комнату, пусть и вырубленную в камне. У дальней её стены и впрямь была чаша, тоже вырубленная в невысоком, по пояс, постаменте, в неё откуда-то с потолка мерно капала вода. Второй такой же постамент стоял возле двери — и на нем, прямо на камне, трепетал странный, ничего не освещающий, словно нарисованный огонь. Антон бездумно потянулся к нему — и тут же отдернул руку. Нарисованный или нет, но жегся этот огонь вполне натурально.
— Что это? — удивленно спросил он.
— Ключ к Ключу, — равнодушно сказал Вальфрид. — Шаман говорил, что войти в эту комнату сможет только человек из стали… и что в Ойкумене таких людей нет, а будут ли — то ему неведомо.
— А, — Антон осмотрелся. Шагах в двух от пьедестала с «огнем» пол, потолок и стены комнаты обегало что-то вроде непонятно как вставленной в монолитный гранит литой сложной металлической рамы, странно похожей на раму от какой-то великанской картины. Воздух в ней странно мерцал и струился, — и, шагнув вперед, мальчишка коснулся чего-то зыбного, упругого, однако же, непроницаемого — оно поддавалось под рукой, но чем сильнее он давил, тем сильнее становилось сопротивление. Казалось, что он, держа в руке сильный магнит, пытается прижать его к такому же полюсу другого магнита — только вот никакого магнита у него в руке не было…
— Силовое поле. Офигеть, — выдохнул Андрей, тоже потрогав преграду. — Ну, и что будем делать? Тут всю гору надо разбивать, чтобы эту раму из скалы выворотить…
— Да ясно же всё… — Сергей вздохнул… и сунул руку прямо в огонь.
* * *
Никто не успел ничего сделать — все словно оцепенели. Бесконечно долгая секунда, две, три — и Сергей вдруг коротко, пронзительно вскрикнул. Он отдернул руку и удивленно взглянул на неё. Никаких ожогов не осталось, но кожа на ней вдруг покраснела, — словно под горячей водой. Антон увидел, что даже его запястье залились краской.
— Ф-фальшивка, — пробормотал Серый. — Ну, тем проще…
И сунул руку в огонь вновь.
* * *
…потом Антон так и не смог понять, сколько же всё ЭТО длилось. Серый прикусил губу, его лицо окаменело, словно высеченное из камня, по телу пробегали быстрые, короткие судороги. Голова у мальчишки закружилась, в какой-то миг он понял, что сейчас или свалится в обморок, или просто набросится на друга, чтобы оттащить его в сторону, потому что смотреть на ЭТО у него больше нет сил… но тут вдруг и «огонь», и странное мерцание в раме погасли со странным свистящим звуком. Сергей попытался улыбнуться ему — и свалился прямо где стоял.
* * *
Они — все сразу — бросились к нему. Серый мычал и вяло отпихивался. Рука у него покраснела, как ошпаренная, и стала горячей на ощупь — но ничего страшного с ней, по виду, не случилось. Наконец, мальчишка отдышался и смог сесть.
— Как ты? — испуганно спросил Антон.
— Да нормально… — Сергей помолчал. — Знаешь, боль, сама по себе, страшна лишь сначала. А потом… вроде как гул такой в голове, и просто перестаешь понимать, как и что… Я испугался, что сойду с ума… и, может, сошел бы. Только эта зараза сдохла раньше…
— Вы все, русские, чокнутые, — хмуро сказал Вальфрид. Лицо у него, почему-то, было при этом виноватое. — Вот поэтому и… — он не договорил.
Антон вспомнил, как сам совал руку в этот «огонь». Тепла он не почувствовал, — но было очень больно… Сколько выдерживал это Сергей? Минуту? Две? Три? Немыслимо…
— Я бы так… не смог, — смущенно признался он, понимая, что краснеет сам, унизительно и глупо. — Я даже мгновения не смог терпеть, а ты…
— А я, — Сергей снова помолчал. — Знаешь, мне просто надоело всё это, вся эта беготня туда-сюда-обратно, тайны, загадки все эти… Я просто решил, что должен это сделать, иначе и дальше… а, ладно. Давайте посмотрим, что там…
