Пламя дьявола - [36]

Она вскочила на ноги одним быстрым гибким движением, рассердившись и забыв о соке, который расплескался на ее джинсы.

— Тебе никогда не укротить меня, Витас де Мендоса, независимо от методов, которые ты будешь применять для моего унижения. — Она сама удивилась тому, как твердо прозвучал ее голос. — Потому что я независимый человек и не принадлежу никому. Будет так, что все, что бы ты ни делал, совсем не будет меня трогать.

Он пожал плечами.

— Если твое поведение последнее время исходит от этого человека в тебе, независимого человека, тогда я не думаю, что хотел бы его тронуть, — заявил он ледяным тоном. — Так ты хочешь, чтобы я сказал Марии, что тебе не нужна ванна?

Она опустила голову и принялась разглядывать грубые доски пола, борясь с внезапным желанием расплакаться.

— Нет… я с удовольствием приму ванну, — тихо сказала она. — Мне надо идти сейчас?

— Нет, тебя скоро позовут. — Он резко повернулся и вошел в дом.

Рэчел снова опустилась в кресло — ноги почему-то вдруг не захотели больше держать ее. “Что за идиотизм — говорить все это?” — в отчаянии размышляла девушка. Ей хотелось сделать ему больно, но все ее слова опять обернулись против нее самой. Она вздохнула. Получалось так: что бы она ни сказала и что бы ни сделала, в результате боль она причиняла только себе самой.

Она, может быть, пока и избегает его объятий, но ни к чему притворяться, что она сможет вернуться в Англию с незатронутым сердцем. Даже если ей удастся не оказаться с ним в постели, — это она совершенно точно знала, — она будет не в состоянии забыть его. За несколько дней вся ее жизнь, все ее идеалы перевернулись. И после отъезда из Колумбии она будет вынуждена примириться с реальностью.

Речел не знала, сколько времени провела она на веранде, уставившись в пространство и ничего не видя, но в конце концов она заставила себя подняться. Выбравшись из кресла, Рэчел недовольно осмотрела свои испачканные джинсы. Может быть, ей все же придется принять услуги Марии и дать ей постирать одежду. И, уж конечно, она воспользуется предложением выкупаться. Но теперь-то ванна, вероятно, уже готова? Может, Мария даже и звала ее, когда она сидела на веранде, погрузившись в несбыточные мечты.

Она вошла в дом и оказалась в большой квадратной комнате. Какими бы примитивными ни были условия, но чистота в домике была исключительная, почти клиническая. Мебели было немного, и большая ее часть казалась самодельной. Грубые стены были заклеены яркими картинками, часть из которых была явно вырезана из журналов, другие же были плакатами религиозного содержания. “Священное сердце” и “Миледи печалей” смотрели друг на друга с противоположных стен.

В комнате никого не было, и она неуверенно подала голос. Почти сразу же открылась дверь в глубине комнаты, и улыбающаяся Мария появилась в проеме двери. Приветливым жестом она позвала Речел и та послушно подошла к ней.

Девушка постаралась припомнить нужную фразу из разговорника.

— Могу ли я принять ванну? — запинаясь, не слишком уверенная, что ее поймут, выговорила она. Но, должно быть, она сказала все правильно, потому что Мария энергично закивала. Женщина вывела Рэчел в маленький внутренний дворик позади дома. Там стояло на огне странное сооружение, напоминающее старинный медный котел.

На одно мгновение Рэчел пришло в голову, что от нее ожидают, чтобы она залезла в этот котел и сварилась там на медленном огне. Но она тут же успокоилась, увидев, как Мария набрала полное ведро горячей воды и передала его Рэчел, на этот раз осторожно подталкивая ее к другой двери.

Рэчел увидела, что дом построен в форме буквы L, и в основании буквы, находящемся за передней частью дома, размещалась спальня. Она не очень-то уверенно улыбнулась Марии и открыла указанную дверь, изо всех сил стараясь не расплескать воду из ведра.

Она оказалась совершенно права. Это была спальня, и в ней стояло, по крайней мере, две кровати, которые она увидела с порога. В середине комнаты стояла старомодная ширма. И это все, да еще жизнь в уединении… — подумала девушка, сгибаясь под тяжестью полного ведра.

Она обошла ширму и застыла. Нет, она не ошиблась, решив, что за ширмой находится ванна, но совершенно не ожидала, что эта ванна окажется уже занятой.

Витас брился старомодной опасной складной бритвой. В другой руке он держал маленькое ручное зеркало. Взгляд, брошенный им в ее сторону, был спокоен и безразличен.

— Свежая горячая вода, что мне обещала Мария, — заметил он. — Как любезно с твоей стороны принести ее сюда для меня.

— И не собиралась. По крайней мере… я считала, что она для меня. — Рэчел чувствовала, что совсем запуталась. — Я хочу сказать… с какой это стати она дала ее мне, прекрасно зная, что ты здесь?

Он положил зеркальце и бритву на пол рядом с ванной и смыл оставшуюся на подбородке пену.

— Мария — романтическая душа. Ты приехала со мной, и она сделала определенный… несколько преждевременный вывод о наших отношениях. — Он протянул руку вниз, с другой стороны ванны, и вытащил одну из своих тонких черных сигар, которая была наполовину выкурена.

— Вода стынет, — нетерпеливо промолвил он после небольшой паузы. — Предполагалось, что ты выльешь содержимое этого ведра мне в ванну. И прежде, чем ты начнешь возражать против голого тела, раздражающего тебя в любое время дня и ночи, могу сообщить, что я до пояса закрыт мыльной водой.