Селена увидела его сразу, как только открыла дверь: синий почтовый конверт ярко выделялся на фоне паркета.
Марка Греции сразу бросилась ей в глаза. Селена остановилась как вкопанная, сердце сжалось от тоски, когда она вспомнила высокие мраморные колонны, устремленные в лазурное небо, мягкую траву у белых плит древнего храма. Тихие слова, звучащие в предзакатной тишине, прикосновения рук, губ, тепло мужского тела.
Девушка вздрогнула. Пластиковый продуктовый пакет выпал из ослабевших рук, лимоны рассыпались по всему полу, самые шустрые закатились в щели у подножия лестницы.
Еще до того, как произошел весь этот беспорядок, Селена узнала неразборчивый почерк. Милли. Кто же еще. Страх сменился гневом.
Почти год она молчала. И теперь? Еще один раунд неоправданных обвинений. Гневная, обличительная речь сестры, увековеченная на бумаге ее неровным, неразборчивым почерком?
– Ты во всем виновата! – кричала Милли. – Ты должна была помочь, сделать все правильно. Вместо этого ты вела себя как идиотка и все испортила. Ни за что тебя не прощу! Не хочу ни видеть, ни слышать тебя!
На этом разговор оборвался. Даже если бы она захотела, Селена не смогла бы вставить слово в свою защиту. У Селены до сих пор было чувство, что ее сестра находилась в соседней комнате во время разговора, а не за тысячу километров, на одном из греческих островов. Она действительно вела себя как идиотка.
Но за то, что она сделала, Селена страдала так, что и представить страшно. Впрочем, на это Милли тоже не обращала внимания. Потому что с того памятного звонка от нее не было ни слуху ни духу. До сих пор…
Девушка почти поддалась манящему желанию оставить конверт лежать там, где она его нашла. Переступить через него, пройти в гостиную и начать новую жизнь, которую она себе представляла, пока ехала домой на автобусе.
Но конечно же она так не поступит. Письмо не исчезнет просто потому, что она так захотела. Да и любопытство съест ее заживо, если она не откроет этот чертов конверт.
Девушка неохотно наклонилась и подняла конверт, прошла в кухню, бросила его на кухонный стол, наполнила чайник водой и поставила кипятиться.
Вообще-то Селена хотела приготовить свежий лимонад и насладиться им в маленьком уютном дворике. Отметить начало новой жизни.
«Вместо лимонада теперь нужен крепкий кофе», – подумала она и вынула из шкафчика банку кофе и турку.
Пока вода в чайнике закипала, Селена вернулась в коридор, собрала лимоны и сложила их в корзину.
«Как глупо. Вот так поддаться панике, – мысленно отчитывала она себя. – Неужели я действительно подумала, что письмо от него?.. Нет! Даже не смей думать об этом!» – приказала себе Селена.
Она сварила крепкий кофе, вышла во двор и присела на старую деревянную скамейку, скрытую в тени. Она попыталась вспомнить все, что произошло с ней в течение дня, и вернуть позитивный настрой.
Селена была одна в классной комнате, разбирала проектор по просьбе миссис Форбс и обдумывала, чем ей занять шесть недель летних каникул, когда в класс вошла миссис Смитсон.
– Лена, на прошлой неделе мы узнали, что Меган Грейг не собирается возвращаться на работу из декрета. Совет попечителей и я единогласно решили, что ее должность, ассистента учителя, займешь ты, – с улыбкой сообщила она. – Ты упорно работала и стала настоящим членом нашей команды здесь, в Барсток-Гранж. Мы все хотим, чтобы ты осталась, особенно миссис Форбс. Надеюсь, и ты хочешь того же.
– Ах да, – растерянно произнесла девушка, ожидавшая, что к Рождеству она останется не только без работы, но и без дома. – Это замечательно.
– Я очень рада. Тебе пришлют официальное уведомление на следующей неделе, – заразительно улыбнулась миссис Смитсон, – увидимся в следующем семестре.
Селена была в приподнятом настроении всю дорогу домой. И вот тебе на…
Ей совсем не хотелось снова выслушивать очередную отповедь или, еще хуже, одалживать кому-то деньги. Ее финансы, как говорится, пели романсы.
К тому же, ей нужно было решить одну из самых важных проблем: найти новое жилье, чтобы можно было привезти ребенка и животных.
Они с Милли всегда хотели завести домашнее животное. Но тетя Нора была против. Видимо, считала, что двух удочеренных племянниц достаточно, чтобы исполнить свой христианский долг.
Хотя, учитывая обстоятельства, она, наверное, был права.
Годы спустя Селена пришла к выводу, что мисс Конвэй приютила дочерей своей умершей сестры скорее из чувства долга, а не из-за каких бы то ни было теплых чувств к девочкам. Так же Селена поняла, что тетя преследовала свои корыстные мотивы. Ее значимый статус в обществе и непререкаемый авторитет были бы подорваны, если бы распространился слух, что она отдала своих родных племянниц в приют. «Милосердие должно идти из дома» – так говорят христиане.
Прожив несколько лет в доме «истинной христианки», Селена так не считала. В одиннадцать лет они с сестрой потеряли обоих родителей в автомобильной катастрофе. Больше всего сестры тогда боялись, что их разлучат, передадут на воспитание в разные семьи. Все остальное в тот момент не имело значения, главное, чтобы они были вместе.