Пламень очистительный - [66]

— Ага, гады, ногами… теперь пощады не давать — будто раньше оделяли кого не тумаками, а пряниками — получай!

— Фу-уф — просвистела кувалда кулака над темечком вовремя пригнувшегося, не смотря на брюшко, хитпого.

— Хлопти, мабуть кти пидиржить итого лихиго кудлаткю, пики я будю бивти, а ти бильно виртки?

— На, иудина, вдаряй, только потом, чур, под кулак не подныривать! Нет резона в напраслину руками размахивать, чай, не мельница.

— Да ня, коли присишь, ни жилько!

— Хрясь! — получилось мощно, но не хлестко, а потому, чтобы сбить с ног раззадорившегося ушкуйного — недостаточно убедительно: брюшко помешало как скорости, так и технике исполнения тычка, во что удар, в общем-то, выродился. Но хитпой не прогадал, потому как изрядно уж притомился от уклонов да вывертов, когда же ответная, вмазанная ушкуйником с подскока зуботычина приземлила-таки на пятую точку, с облегчением принялся пинаться из сидячего положения.

— Пидивись, хлопти, як пидсички испилняти! — подбодрил правофланговых хитпых, что храбрились для пущей стойкости, но, несмотря на очевидное преимущество в массе тел, потихоньку сдавали позицию. Вдобавок атаман, которому теоретически отрепетированной «мавашей» в технике «гипику стинцивати» заехали по уху, издал озверелый рык, вогнав противника в оторопь, да ломанул трескучими кулаками вносить смятение в центре позиции, где оборону держал цвет тылового воинства, бойцы с опытом, которым в молодости случалось на рингах полотенцами размахивать. Сокрушение элиты явилось для хитпых неприятным сюрпризом, чуть ли ни крахом тактики ведения побоища.

— Э! Э! Кти тик диритси-ти? Ито жи по иким-тиким привилам? — один из хитповских, чтобы дыхалку перевести да разорвать дистанцию ближнего боя, коварно прикинулся, что пропустил удар ниже шальварного пояса, но не тут то было.

— Ребяты, инвалида срочно добить, чтоб зря не мучался!

— Бум, бум, бум, бум…

— Шмяк! — на этот раз заехали по-настоящему и окончательно.

— Во так, теперича страдальцу облегчение.

— Р-р-р! — Атаман, не обращая уж внимания на докучливые пинки да тычки, копил обиду — как пружину взводил у медвежьего капкана и всяк подвернувшегося наказывал основательно, чтоб не возиться по второму разу, не мараться в соплях, в юшке не пачкаться. За шальвары не захватывал — уж больно склизкие, как сами хозяева — а вот за форменные полутулупы, прошитые для красы да крепости нейлоновыми рантиками, то и дело заграбастывал — не вывернешься. Сперва тряс уловленным супротивником, дабы обреченный, вполне осознав уготованную участь, заверещал по-заячьи в неминуемом преддверии ужаса, затем хрястал с замаху, тут уж без промаха, точнехонько в зубы.

— Хрясь! — с первого же, максимум со второго удара супостат на грязноватые снега пускает вдобавок негигиеничные слюни, отплевываясь как огнетушитель на пожаре. Если бы столь продуктивную боевую систему удалось поставить на поток — в пять минут баталия разрешилась к ушкуйному удовольствию, а хитпым оставалось бы лишь очухиваться, а как очухаются — в ярмо впрягаться да за похлебку «гастарбайтарить» в скотских условиях кабальными полоняниками. Но те, впрямь проныры склизкие, позорно не давались, увертывались, а то по двое-трое с пинками из гопака наскакивали. Тут даже атаману поневоле приходилось менять победную тактику, переходить на ответные удары ногами, чего толком делать не умел, а лишь сбивался с дыхания да, с ущербом для ручного боя, переходил на беззамашистые зуботычины, — а какой удар без замаху-то? Поневоле приходилось дожидаться, пока подмога отметет насевших ворогов, потом уж кулачишком во всю ширь размахиваться.

— Хрясь, — отлетел фонтанировать, что исправный огнетушитель, очередной подвернувшийся под руку супротивник.

— Эй, мужики, не мельтешить! Чего в пузо тычешь?! О такое пузо оглобли впору переламывать. По башке не шибай — кулаки отобьешь! — использовал атаман недолгое время передышки для вполне уместных наставлений, пока вновь ни насели двое хитпых в телесах, силясь запинать «наставника», самим же под удар молодецкий не подставиться. Одного атаман достал-таки, отведя душеньку, и вновь воспользовался заминкой для производственного обучения.

— Вот здесь-ка ратоборствуй. — За шиворот передвинул не вышедшего росточком ушкуйника на собственное место в стенке, чтобы поделиться опытом. — Во как надобно кулачиться…

Вдохновленный отступлением одиозного противника уцелевший хитпой тыловик распрямил подушечные плечи и оглядел бьющееся хитповство, видят ли боевое отличие бойца, перед чьей удалью самолично атаман спасовал? На манер заправского боксера отработал пару ударов руками впустую, по «тени», чтоб знал ушкуйник: на скорую да жесткую расправу обрекается, коль рискнет нарисоваться пред фронтом столь серьезного противника! Попытался даже подбородок прикрыть плечом, мощным, но дебелым — тот, тройной, ну никак в предназначенную нишу не вписывался.

— Главное в ударе — замах, — адресовал атаман наглядную практику скромному росточком бойцу, которого возомнивший невесть что тыловик вновь принялся пинать «киками», пуще прежнего рисуясь эдаким профессионалом, позабыв уж опасаться за сохранность колышущейся складками челюсти.