Пламень очистительный - [64]

— Ить, низадича, вилино с хринирхим… Ню ди чтиж, кличь сюды свиго Плисиня, чи як иги тим — бийку рузмивляти будимо. А с тобий… да хти ти такий? Оп чим мини, вильниму хитпиму, с пидхолуниким министирьским гуторити?

— Занят Плесинь. Над рекламными прожектами ночно бился, днесь же косяк барский забивает да на толстомордых хитпых поплевывает. А вот за подхолуйника, ряха чубатая, ответ держать будешь! — Не имел привычки атаман терпеть от кого бы то ни было, а уж тем более от заезжих обожрато-откормленных хитпых произнесения в личный ли адрес, в ватаги ли малопочетного, а в устах заезжего кишивиго вовсе презрительного титула, пусть хоть трижды соответствовавшего нынешнему положению вещей. В силу сего принципа решительно засучил рукава лазоревой, ухарской косоворотки — не спускать же столь вопиющего поношения.

— Геть, ушкийникив! Геть! — забасили дорвавшиеся до свободы помахать кулачьем, застоявшиеся в курилках да засидевшиеся за кабинетной рутиной тыловики, в чьих мозжечках мигом проснулась генная память со глухой обидой за оккупацию ли, за вызволение ли, но то и другое с непременным гнетом да ассимиляцией, «чи мабуть ще за чти, тильки нинавись жутькя». Под призывные клики кишивий, по-хозяйски подтянув шальвары, чтоб сподручней «отпискать пиджипники», деловито осведомился:

— Идин ни идин иль стинькя ни стинькю?

— Стенка на стенку! Стенка на стенку! — В патлатых ушкуйных головах мигом проснулось задремавшее было, стойкое презрение к преемственным последователям «искориотов», возведшим сию манеру «братского» поведения в ранг государственной политики.

— Лады! Быть по сему — стенка на стенку!

— Стинькя ни стинькю! Стенка на стенку! — с воодушевлением подхватили клич оба воинства, прямо хоть выездную модель Убанского хора организовывай.

— Оть цо дило! А чумази пидсибники?.. — Кишивий по предыдущей стычке не очень-то брал в расчет имок, но, учитывая непрестанно нарастающее численное их присутствие и, тем паче, навыки во взрывотехнике, по-хитповски счел не лишним благоразумно подстраховаться. Поступил правильно: по периметру пустыря нетерпеливо переминавшиеся аборигены, то и дело хрустя сжатыми до судорог кулаками, с завистью наблюдали за красочным, захватывающе разворачивающимся «концертным» действом. Давно уж не прочь были переместиться из разряда безучастных зрителей в строй действующих лиц: раз выпадал счастливый случай, чего ни принять участие, хотя бы массовкой, в намечающемся побоище? Тем паче сродственники заарестованы, а никто баять не думает: выкупать ли полоняников, иль совсем наоборот — приглянулись дорожные работнички новым хозяевам, и те в кошель лезть готовы, чтобы подкинуть близким людям отступного да на харчишки?

Неопределенность терзала сознания непонятностью и настоятельно требовала разрешения, а потому накапливались имки вокруг вечевой средь руин проплешины грязнеющей на снежном фоне, пока не замкнутой дугой полу-окружения. Деятельные — с кольем для более продуктивного боя, дальновидные — с бабьем для воя заунывного, для перевязочной да утешительной, конечно же, потребности.

Детишек в зрители приглашать не требоватлось — снуют под ногами, полы заплетают, а прогонишь — в ступицы вороговых паром пышущих телег залезть норовят, — пущай уж средь своих шныряют-шмыгают. К тому же наглядным обучением пренебрегать не след: когда еще в школах практические для жизненного обихода предметы введут в обучение?

Воцарилось на поляне, одним словом, оживление.

— Имок наше дело не касательно, — рассудил атаман в меру понятий о справедливости, — в сторонке постоят, отведут душеньку — пофанатствуют, а то билетишками торгонут из долевого участия, — видать, не пропало даром общение с прижимистым местным хренархишком Плесинью.

— В стиринки? Знаемо ми вишю ворликскю натюру. Тильки из-пид тишка и напидаемо, кигдя билети вси разийдутси. Нихай дають яку стришню присягу, чщоб ми бачули.

— Слыхали, имки?! Чтоб хитпые труса не праздновали, присяга требуется! Так вот, зарубили на носах: это только наша стенка на стеку, иначе зарубок для памяти понаделаю — носярников не напасетесь! Стой себе тихо-смирно, лузгай семечки да шелухой поплевывай — получай удовольствие.

— Тоже мне удовольствие! Срамно: хитпых око видит, а зуб неймет!

— Чай, не чумазохисты какие, тоже желательно поучаствовать!

— Хотя бы во втором раунде выступить, на победителя!

— Не будет вторых раундов, но за присутствие боевого духа хвалю. А поклясться придется! Давай, повторяй за мной, не то гости незван-непрошенные отчалят — концерт-то и прикроется.

Значится так, — прокашлялся для пущей колокольной зычности без того басовитого голоса атаман. — Повторяй, имки:

   «Коль в чужую влезу стенку —

   Не вскочил чтоб на соседку!

   Коль в чужую влезу драку —

   Век без доли, пива, раков!»

— У-уф! — прошумела тяжким стоном, необдуманно поддавшаяся на произнесение атамановой присяги, осознавшая жуть заложенного в немудреных словечках смысла толпа имков.

— Круто берешь, атаман — как же без соседки?!

— А как без доли-то?! Как без доли? Меня, к примеру, супружница из подвала вытурит: у нас же ипотечный кредит за стиральное корыто не выплачен — разор форменный!