Пламень очистительный - [61]

— В понидилэк, ты казала, пидэм разом на висилэ… — Забило снегом да колющей хвоей «вись зишивирит», но мужественно презрев опасность, не прикидывая шансы «быть или не быть» подбитым, шкипер с прибаутками на устах шел на таран. — Зараз я тоби, сичье вимя, зилизу! — пообещался в задоре и долбанул ель так, что чайку аж с верхом завалило ломаным лапником, битыми сосульками да вездесущими снегами, а вместе с еловыми осадками судно визитом удостоил искомый гость, один из матеро упорствующих упрямцев.

— Вот тебе — стругами бодаться!

— Хрясь! — ифрийтир только-только из захвата еловых лап выпутался да высунулся осмотреться на местности — и угадал под раздачу. Хорошо, что имка, по дедовой традиции, норовил именно «глаз» подбить, а у большинства хитпых разрез зрительных органов сызмальства с хитроватым прищуром, — так что командный состав отделался минимальными потерями.

— А ну, хлопти, аркань итого дикиго индийця! Видни: сий икояниц исть зигливний чиловик на тутошним майдани.

Поднырнул ловкий парубок под следующий размашистый удар и лихим пинком спровадил свалившийся на голову подарочек прямиком за борт к тыловому воинству, для упражнения в ударной практике.

— Бийтися, а мини пира к кишивиму до докладу. — Ифрийтеру, после общения на Осфоре с умынскою полонянкой, ни то, что забубенный имка, никакой ужас не страшен, но возможности лишний разок доложиться начальству о боевых успехах не упускал.

— Врешь, не возьмешь! — Шустрый имка попытался ускользнуть от мощных комплекцией, но медлительно-нерасторопных тыловиков, однако по ходу не избежал искуса отвесить кому из аппетитно подставившихся туш пинка под зад. На сем хулиганстве злобную бестию и повязали.

— Все равно наша возьмет! Не бывало такого, чтоб ваша брала! — завопил в допустимую мощь продымленных легких, толком не разобравшись, особо не интересуюсь с визитерами какого ранга да профиля деятельности, собственно, дело имеет, самолично не представившись, неподдающийся имка.

Столь категоричный, боевой настрой определенно требовал выхода, а что оставалось крепко по рукам уж повязанному полонянику? Дабы утверждения не являлись голословными, да для пущего звукового эффекта впился гнилозубьем зазевавшемуся тыловику в палец.

Даже одеревенелые ели на вой откликнулись, одобрительно покачав задумчивыми, прореженными, будто неосмотрительно отдались на волю визажисту, макушками. Многие тыловики с облегчением вздохнули, приняв сирену за сигнал «отбоя» — перестали мутузить имков и принялись позировать для фотографирования, откровенно гордясь проявленной в бою доблестью. Лишь разобравшись с «сиреной», спохватились, да чтобы впредь пальцам ничего не угрожало, от души отдантистили гнилозубика.

Бой длился недолго, каких двадцати минут хватило, чтоб одну часть сшибленных с дерев имок повязать, другую, буравясь в снегах, драпающую, заарканить, третью, взъерепенившую, опутать сетями да всех скопом к корме оставшейся без ходовых агрегатов чайки принайтовить.

— … тик що, у плин заглавниги чиловика прищучиу! Вонь тий, що в пильци впиваитси…

Кишивий рассеянно выслушал рапорт отличившегося, без одной лычки младшего командира, задорным оптимизмом которого ну никак не мог заразиться, рассматривая раскореженный флагман и пытаясь прикинуть, далеко ли укатились колеса, чьих следов не наблюдалось даже по периферии побоища, поэтому невесело подытожил:

— Тик шо, маем потири.

— Тик биз потирий, шо цо за ристанищи?! — Не грустнел, согласно карьеристскому уставу, ифрийтир, даже заплывшим глазом постарался похитрее прищуриться.

— Пидстрахивични риспилители цили, — доложился, выбравшийся из трюма подбитого суденышка хитпой техник, судя по пристальней обычного прищуренным глазам, тоже не на словах познавшийся с боевитыми имкиными качествами.

— Пиригрузий на цильну чийку, тудыж — флягминьский вимпил, и впирид! Будимо имкив брять типлинькими…

— Выходи один на один! Один на один биться!

Что, сдрейфил, морда в штанах?! — Накрепко заарканенный да к чайке принайтовленный, все-то не угомонился имка, на чей боевой пыл никаких ифрийтирив не напастись. Орал, в запале клацая гниловатыми обломками прореженных жевательных зубов, и оскорбительно плевался.

— Выходи, давай один…

— Хитишь дибивки? Ни!

— Хрясь — расшиб об имкину прокопченную, задубелую, щетинистую ряху здоровенный, но пухлый кулак один из тыловой десантуры.

— Ага, получил?! — торжествовал имка, ничуть не огорченный, что клычков, почитай, не осталось в ротовой полости — нечем вцепиться да куснуть супостата как следует. — Кто еще на очереди? Я вас и повязанный достану! У-у! — озверело обещался, безуспешно пытаясь впиться в кого-нибудь зубными огрызками — тыловики шарахнулись прочь чуть ни в ужасе, а злокозненные ели, воспользовавшись сумятицей неопытного воинства, снежку — будто не доставало — всем без разбора, и героям, и малодушным, засыпали за шивороты.

Прочих полоненных тоже привели в порядок: зубы «не чистили», а рассортировали по росту, по злобным наклонностям да стати. Потом, как чумазые имки из-под бровей колючими, в большинстве подбитыми глазенками злобно ни стреляй, впрягли в подорванную, без колес да трубы чайку и погнали вперед, вглубь ельника, к зловеще чернеющим блочными бойницами вздыбленным руинам.