Пламень очистительный - [59]

— Своя иметь надо, потома за хитпых защищаться, — безапелляционно отверг притязания на уборочную технику счастливый обладатель ведра на колесиках. — Чубов новый отрастить — чего хитпых жалей?

— Они не виноват, раз хитпый быть, а не Ахрика бабушка. Твоя отар тоже мог стать — ехай папа к ним учитеся! — отчитал коллегу за неотзывчивость к ближнему своему другой полуфиоп. Вздохнул и, так как склонялся в пользу фатализма в предопределении «происхождения видов», все ж таки допустил юношу подержаться за вверенную швабру. — Твой будешь пол терети, конфедерата показывай — где, мой показывай — как. — Ввел в строй, по ходу дела, новую уборочную единицу, заодно с правильными движениями швабры демонстрируя некие задатки организатора.

— Нет, его пускай ведро катай, мой показывать — куда! — Не столь ответственный полуфиоп, не желая отставать в карьерном росте от товарища, подкатил означенный рабочий инвентарь и накинул на юношу постромки.

— Нет, мой показывать — как!

— Нет, мой показывай — куда!

— Нет, мой — как!

— Нет, мой — куда…

Задергали бы полуфиопы юношу, так как прямое начальство, в свою очередь, весьма отвлеченно от прямых обязанностей диспутировало с представителем администрации:

— … какое моральное разложение? Паренек ознакомится с жизнью без прикрас — моментом глупости из башки вышибет!

— Вы должны заниматься наведением чистоты, а вместо этого засоряете юные умы пошлой плесенью!

— Мой — как…

— Моя — куда…

— Тише! Работать мешаете! — прервал воодушевленно спорящих оператор, не вникая, не удосужившись разобраться, кто над кем и чем начальник.

На миг воцарилась тишина, лишь задерганный, к ведру принайтовленный кадет зашатался под тяжестью швабры, по вдолбленной привычке пытаясь стать по стойке «смирно».

— Вы не на турнире штангистов в шахматном клубе! Это же, без малого, командный пункт, узел управления… все нити сходятся!.. — Заявил по инерции оператор, важно приосанившись да включив больше для блезира, чем по надобности, потаенный, мертвенно-бледный, синюшный свет, и, пользуясь некоторым замешательством в рядах спорщиков, заявил погромче, но отнюдь не убедительно:

— И вообще неплохо бы посторонним очистить помещение!

Робкий намек на конфуз царил в операторской недолго.

— Сынок, это кто посторонний? — После соблюдения кратковременной паузы седовласый обладатель парадной треуголки с побитым плюмажем, казалось, готов был всерьез обидеться. — Да я операторил, когда с Камня голодающих цинготиков эвакуировали! Да я…

— Может, я посторонняя?! — В негодовании, поигрывая щедро наделенной грацией, презрительно прищурила яркие глазки хищницы дамочка. За самоуверенную, пугающе притягательную фигуру постарался задвинуться с глаз долой юноша, лишь только швабра с ведром выдавали присутствие кадета: уж больно неохота раньше времени уходить со стервизиосеанса, хотелось поболеть почти за своих, считай, хитпых.

Полуфиопы, люди, вообще, вполне воспитанные, поэтому даже мысли не допускали, что где-то могут оказаться посторонними, только лишь последовали за шваброй с ведром как на привязи.

— Очистица, очистица, — заверили, по ходу растаптывая натекшую лужу, очередного на головы начальника.

— А ну вас! Координатор застукает — пеняйте на себя! — Оператор вновь погрузился в динамику разворачивающихся на стервизионном экране действий, не отвлекаясь более на эмоциональные комментарии и озвученные переживания незваной публики.

* * *

Чаща несколько проредилась. То ли по нетореному зимнику, то ли по заснеженной просеке неслись чайки. Легкокрылые суденышки несведущий посторонний наблюдатель принял бы за архаичные самодвижущие экспонаты, угнанные из музея романтичной эпохи первоначальных экспериментов с паровыми движителями. Длинные утонченно-стройные корпуса ладных лодок вместо мачт с легкими лоскутиками парусов венчали неуклюжие, зловеще дымящие трубы, а по бортам бешено вращаясь, жадно захватывая, подминая, отшвыривая за корму снежные завалы, гудели в напряжении, будто с пращуров пароходных свинченные, двухсаженные гребные колеса. Экипажные оперативники, стараниями координатора Желто-красной зоны доукомплектованные аж до полуроты численного состава представительными, дородными тыловиками, выглядели сообразно транспортным средствам — столь же живописно: в ярких шальварах, при надраенных булавах да самопалах с утиными зарядами. После того, как «схидили до витру», дерзко взирали по сторонам: «Где ж неведомый супротивник «сховалси пид кустим»? И смотрели, надо сказать, не зря: впереди по курсу таинственно замаячили рекордные по высоте руины. Ельник же, вопреки приближению к периферийным остовам раздолбанных строений, вновь напирал столь плотно, что на колесном ходу особо не попрешь. Но не робкого десятка кишивий труса не праздновал.

— Ить вить клята судьбина, кидиж мини пизибрисиля…

Хлопти, тремайсь крипчи зи борти!

Чайки, осыпаемые с дерев чуть ли ни сугробами, рисково, с хрустом сучьев ломанули напролом, под хлест упругих, колючих ветвей, находя да едва втискиваясь в прогалины, в запорошенные санные пути, лихо разворачиваясь, чтобы избежать тарана крепеньких стволов сучковатых еловых стражей да благополучно миновать чернеющие колонны древесных бабушек, незыблемых как некогда постамент в шинели до пят. Стробоскопическое мельтешение дерев сбивало с толку — чайки продвигались хаотично, несогласованно, рывками.