Письмо самому себе - [29]

Шрифт
Интервал

Зеленоватый холодок
Сочится в мозг мой тонкою отравой
И застилает потолок.
И виден только в глубях отраженный,
Немой внимательный двойник.
Он слишком хищно, слишком напряженно
С той стороны к стеклу приник.
И вдруг встает, уходит деловито
Куда-то вбок и в глубину.
И мне он улыбнется ядовито:
«Иди за мной!..» И я тону.
2

Ах, святой Христофор! Чтобы зеркало
Так безбожно меня исковеркало!
Это я – и не я:
Эспаньолка моя! –
Нет се – как яйцо,
За стеклом вылезает босое лицо!
Это что ж? Колдовство?
Отраженье кого?
Ведь за мной – никого!
Это все-таки я – но надет
Бестолковый берет,
Серый в клетку, – со лба поперек –
Так не носят теперь – козырек –
А светильник – как матовый шар,
На веревкевисит … Но туман или пар
Всё в стекле заволок.
Вот опять потолок,
И свеча, и колет,
И мой красный берет!
Чтоб не быть от моих отражений в накладе:
Ух, не любят таких там, в Святой Эрмандаде!
— Перекрутят, как жгут,
А потоми сожгут!
Разбивать зеркала не к добру.
Лучше вот поутру
Заверну я проклятую вещь в покрывало
И снесу в потайную каморку подвала:
Там в сто лет не найти
К ней, проклятой, пути!
3
В моих экспериментах с зеркалами
Был странный случай: как-то я вошел
В свой кабинет под вечер за делами,
Чтоб не искать их утром, запер в стол,
И вот, смотрю – в стекле венецианском
Я в маскарадном виде отражен.
В костюме, как мне кажется, испанском.
Со шпагою – почти что из ножон.
Я был в спортивном клетчатом жакете, –
А там – шелка, и буффы. и перо, –
И всё же я – в ботфортах и в колете,
С бородкою, подстриженной остро.
Движенья наши повторялись те же:
Недоуменье и потом испуг.
Как долго длилось? Миги долго брезжат…
Всё помутнело и исчезло вдруг.
Но перед тем бездонной вереницей
В зеркальной глуби были огоньки,
И отражали бесконечно лица
Испуганные двойники.
4
В зеленой глуби, без движенья,
В прозрачных потайных углах,
Живут бездонно отраженья
В двух параллельных зеркалах.
Они таятся там веками,
Пока не вызовешь их ты,
И, как огней болотных пламя,
Они всплывут из темноты.
И ты поймешь тогда, что время –
Лишь отраженье двух зеркал,
Где два Ничто играют теми,
Кто попадает в их оскал.
КАКАДУ:
«КАК В АДУ!»

Попугаи, змеи, скорпии
Припекают, режут, жгут…
Н. А. Некрасов, «Влас»

Там я был совсем посторонним
И даже как будто прозрачным:
Вот, допустим, кто-нибудь тронет
И, как в воздух – совсем не значит…
Эти люди зря суетились,
Совершая то, что не нужно:
Поджидали, чтоб кто-нибудь вылез,
А потом и душили дружно.
Гомоздили малярные лестницы,
А в своем деловом разговоре
Уверяли, что будут месяцы
«Без пальта ходить в калидоре».
Аж на лбу выступали вены –
Так пузатый скакал и топал.
И тащили бюст «Бетховена»
И с надсадой хрякали об пол.
А с налета броском пугая,
С потолка нещадно орали
Сизо-черные попугаи –
Какаду вороненой стали.
И от этого пыльного чиха,
И такого содома голого
Озверелая палачиха
Обрубала ненужные головы.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ

АЛЕФ

Алеф – символ множества в математике.

– «Замечательной красоты комбинация:
Мат внезапный слоном и конями!»
И вот тут собираюсь дознаться я,
Что зовем красотой мы сами, –
И без нас красота – что такое?
Говорят – красота в покое,
Говорят – красота в движенье…
Может быть, она в выраженье?
– При чем здесь шахматы? Известно,
Что биллионы всех ходов
Возможны на пространстве тесном
Условной битвы игроков.
Бессмыслен весь Великий Алеф
Возможностей всего и всех.
Но древний Змий, свой хвост ужалив,
В кольцо сплетает мысли грех.
Он соблазняет Прометея
Похитить мысленный огонь.
И вот, над хаосом потея,
Весь в мыле, мат совершает конь.
И красота – в любом усилье
Создать сверканье мысли в нас.
Смотри: из угля – черной пыли –
В земле рождается алмаз.

ЗВЕЗДНАЯ ПТИЦА


(Вашингтон, 1978)

ЗВЕЗДНАЯ ПТИЦА

Звездная птица опустит свой клюв,
Тонкую шею к земле изогнув…
«Стихи», стр. 54

Когда злонравный Сагиттарий
Тугую тянет тетиву…
«Шахматы», стр. 27
Звездная птица, – Лебедь туманный!
Крылья простерла вечное осанной,
Там, где за бездной черных провалов
Время седое бег оборвало.
В клюве ты держишь света волокна:
Фосфором бледным зримый поток на
Малые земли, луны, планеты…
Так вот явилась некогда мне ты
Звездная Птица, лебедь стоокий!
Время настало: полнятся сроки.
Пусть Сагиттарий целит стрелою –
В светлых волокнах птицею взмою!
ОФИУХ

Из цикла «Звездная Птица»
Я – змиеносец, реком – Офиух,
Змия ношу на восплечиях двух.
Змий этот в небе весьма протяжен,
Лижет сандалии звездные жен.
Он предрекает на тысячи лет
В судьбах змеиный, извилистый след.
Мне – запредельные зренье и слух:
Вижу, что будет, сквозь звездную мгу.
Но преложить ничего не могу,
Змия бессильный слуга – Офиух.
LUNARIA

1. Бессонница

… В часы бессонниц твоих…
Нона Белавина

…Забвения!..
Байрон, «Манфред»

Под ветвями, как фосфор, лунело,
Застывало и тенью, и пятнами,
И, – расплавясь дымно и бело, –
Письменами совсем непонятными.
Оттого, что печальный, далекий,
Сверху месяц висел ущербленный,
И бессонные, острые соки
Источал он в мозгу просверленном.
Было поздно, а может быть, рано.
В этот час не ночной и не утренний
Открывало в памяти рану
Меж извилин железом иззубренным.
И бессонный олуненный житель
Одного лишь хотел – забвения,
Но ему не давал Усыпитель
Даже самого обыкновенного.
2. Луна на ущербе

Эрбий и тербий – металлы редких земель.

Ну, золото солнцу, луне – серебро,

Рекомендуем почитать
Молчаливый полет

В книге с максимально возможной на сегодняшний день полнотой представлено оригинальное поэтическое наследие Марка Ариевича Тарловского (1902–1952), одного из самых виртуозных русских поэтов XX века, ученика Э. Багрицкого и Г. Шенгели. Выпустив первый сборник стихотворений в 1928, за год до начала ужесточения литературной цензуры, Тарловский в 1930-е гг. вынужден был полностью переключиться на поэтический перевод, в основном с «языков народов СССР», в результате чего был практически забыт как оригинальный поэт.


Упрямый классик. Собрание стихотворений(1889–1934)

Дмитрий Петрович Шестаков (1869–1937) при жизни был известен как филолог-классик, переводчик и критик, хотя его первые поэтические опыты одобрил А. А. Фет. В книге с возможной полнотой собрано его оригинальное поэтическое наследие, включая наиболее значительную часть – стихотворения 1925–1934 гг., опубликованные лишь через много десятилетий после смерти автора. В основу издания легли материалы из РГБ и РГАЛИ. Около 200 стихотворений печатаются впервые.Составление и послесловие В. Э. Молодякова.


Лебединая песня

Русский американский поэт первой волны эмиграции Георгий Голохвастов - автор многочисленных стихотворений (прежде всего - в жанре полусонета) и грандиозной поэмы "Гибель Атлантиды" (1938), изданной в России в 2008 г. В книгу вошли не изданные при жизни автора произведения из его фонда, хранящегося в отделе редких книг и рукописей Библиотеки Колумбийского университета, а также перевод "Слова о полку Игореве" и поэмы Эдны Сент-Винсент Миллей "Возрождение".


Рыцарь духа, или Парадокс эпигона

В настоящее издание вошли все стихотворения Сигизмунда Доминиковича Кржижановского (1886–1950), хранящиеся в РГАЛИ. Несмотря на несовершенство некоторых произведений, они представляют самостоятельный интерес для читателя. Почти каждое содержит темы и образы, позже развернувшиеся в зрелых прозаических произведениях. К тому же на материале поэзии Кржижановского виден и его основной приём совмещения разнообразных, порой далековатых смыслов культуры. Перед нами не только первые попытки движения в литературе, но и свидетельства серьёзного духовного пути, пройденного автором в начальный, киевский период творчества.