Письма в Снетин - [2]

Шрифт
Интервал


(Ульяна Федоровна)


Боже мой, боже. И вам одно несчастье и мне. Где его теперь искать? А что его родителям сказать? Будут звонить сегодня в десять или уж завтра утром. Они сейчас на Дону гостят.


(Баба Дуня)


Так они не дома?


(Ульяна Федоровна)


Поехали к сестре моей, проведать. И давно не были, уже два года. А Андрея прислали на каникулы, чтоб мне помогал тут и отдыхал. Вот и помог. Только, только на ноги встал, не окреп совсем. Куда нелегкая его понесла?


(Баба Дуня)


Видно уж нужно ему было крепко.


(Ульяна Федоровна)


Ветер в голове.


(Баба Дуня)


И не говорите, Федоровна.


В окнах у них синий вечер и смиренная природа. Вчера еще, накануне ухода Андрея, погода наладилась, пурга утихла, прояснилось, и ударил хороший морозец. Снег, лежащий мирно по пригоркам и пагорбам, ровно посверкивает на месяце; всюду он залегает плавно, исключая дорожки и тропинки, где уже порушили его, сбили и сгребли в безобразные кучи; всюду он из погребенных кустов, изгородей, приготовленных к распилке бревен, сеток, столбов и прочей хозяйственной утвари причудливые образует фигуры. Но что за чудеса, что за волшебство – эти фигуры! Они точно бисером хрустальным и жемчугами вышиты! Из окон на них льются оранжевые струи света. Скрипят валенками в калошах редкие прохожие; собаки перекликаются по дальним хуторам. Белая в рыжих пятнах кошка показалась между жердей забора и прошлась, не касаясь снега, и свернула там, где ей было нужно. Тихо и бестрепетно в воздухе. Дымки выпрямились над крышами хат, – то какая-то примета о погоде.


(2-е письмо)


Здравствуй, Виталик!

Пишу тебе из Хорола. Веришь, не веришь, я дошел сюда пешком. Холодно у них тут на почте, и руки мои мерзнут, и ручка совершенно не желает писать. Делать здесь нечего, а только этой ночью я сидел одетый на веранде, ждал озарения ранних окон. Там запахи были холодны, и вместе с тем остры: запахи старого дерева рам, на которых пооблупилась краска, и сухого под потолком укропа. Я готовился к дальнему пути; а ведь ты знаешь, как это – ожидать мгновения, чтобы выйти в открытый космос. На подоконнике ржавели крышки от банок для консервации, лампочки покоились и кривые гвозди; на столе же, на старой клеенке, выстроились те банки в ряд. О, неразгаданная тайна, и всех из секретов секрет! Я вглядывался в них, как в зеркало, словно желая увидеть будущее; содержимое их, ясное как дно реки подо льдом, разрослось за стеклом и было недвижимо в зернах тмина и смородиновых листах, как смерть. Мухи со сложенными ножками на полу, по углам в бриллиантовом бисере паучьи тенета. Я не опасался идти полями, ведь нет у нас волков. Лисицы встречаются. А припоминаешь ли, как я рассказывал, что видел однажды летом? Там, на матяшивской дороге, что обоюдно стеснена шумной посадкой и упирается в широкую равнину с ветряной мельницей. В сумерках воздух застыл, и цвета померкли; она и промелькнула чуть не под ногами как рыжая молния. Я сидел на веранде, не разоблаченный, до света, а как забрезжило, взыграло радио и посыпались вслед за гимном жемчугом песни. И все точно мне в дорогу. Заслушавшись, я едва не пропустил урочного часа.


(Из украинской песни)


Засвiт встали козаченьки
В похiд з полуночi;
Заплакала Марусенька
Своï яснiочи.
Не плач, не плач, Марусенько,
Не плач, не журися –
За свойого миленького
Богу помолися.

(Рассказывал Иван Петрович Погребняк, заведующий лабораторией на сахарном заводе, теперь закрытом)


Я видал его как-то вечером, ну Андрея того. Андреем же его зовут? Вдруг промелькнула его физиономия мимо. Я шел с проходной, а он несколько так в стороне. Еще я с подозрением на него посмотрел, потому как, что же он шляется, когда все порядочные люди давно поуезжали на заработки кто куда? Он что, не учится, не работает нигде? Пьет значит или еще чего, прости господи, похуже. Что? Каникулы? Ну, не знаю, не знаю, может случиться, что и в правду каникулы, но того я достоверно не знаю. Я его тогда вот как вас увидел и отметил внутренне: значит притащился к нам отпрыск Любских, будет бедокурить. Я так внутренне, в душе своей и памяти отметил. Внутренне. А куда потом подевался, не знаю. У меня и без него дел много. А то, что завод совсем закрыли, не беда, его вот выкупит одна американка. Я узнавал. За все свои деньги заплатит, во все вложит, а нам и тратиться не придется. А чего ему, тому заводу, все равно пропадать, что могли, на металлолом уже растащили.


(Рассказывал школьный товарищ Андрея, Гачок)


Он всегда с Виталием дружил, или с Витей, как его свои называют. Но что же это за дружба? Ну вот скажите. Я не верю совсем в нее. Ну и вы поверите ли? Как можно с Витьком дружить, когда у него того, голова не на месте? У Витька. Еще и раньше замечались странности, а после армии абсолютно мозги набекрень. Его и комиссовали по этой причине. Хоть убивайте, а не поверю, что Андрей ему друг. Из жалости, видимо, снизошел, из жалости. Ну, послушал раз, письмишко написал. К нему поехал? Да не смешите. Пошел гулять, свет за очи. У женщины какой-нибудь отыщется. Хоть он с виду и не гульной, а внутренне к этому расположен, уж я Андрея знаю. К женщине потянуло. А куда еще?


Еще от автора Михаил Васильевич Ворскла
Роман Романович

Ему тридцать лет. А соседская женщина говорила, что он некрасивый: редкие зубы, неровные, нехорошая округлость в лице, тонкий ломкий волос, бесцветные глаза. Над ним смеются, и он смеется со всеми, а думает другое, давно думает другое.


Полтавский

Беспрерывный разговор под стук колес. Вы слыхали такой, конечно, он не раз вам надоедал. Но что еще делать в долгой дороге? Позвольте уж им поболтать.


Русалка

Бесконечная поэзия украинской природы, ее глубокая тайна, пропавшая в ее объятьях детская душа. Напрасно пытаться ее спасти, спасенья нет. Музыка слов, и печаль среди смеха.


Рекомендуем почитать
И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Гитл и камень Андромеды

Молодая женщина, искусствовед, специалист по алтайским наскальным росписям, приезжает в начале 1970-х годов из СССР в Израиль, не зная ни языка, ни еврейской культуры. Как ей удастся стать фактической хозяйкой известной антикварной галереи и знатоком яффского Блошиного рынка? Кем окажется художник, чьи картины попали к ней случайно? Как это будет связано с той частью ее семейной и даже собственной биографии, которую героиню заставили забыть еще в раннем детстве? Чем закончатся ее любовные драмы? Как разгадываются детективные загадки романа и как понимать его мистическую часть, основанную на некоторых направлениях иудаизма? На все эти вопросы вы сумеете найти ответы, только дочитав книгу.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.


Упадальщики. Отторжение

Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.