Петроград на переломе эпох. Город и его жители в годы революции и Гражданской войны - [126]
Забастовки с каждым днем февраля становятся более мощными, невзирая на публично выраженную уверенность властей в том, что «эсеры не наживутся». 15 февраля бастует половина рабочих «Скорохода»[1035]. Их примеру вскоре следуют подносчики и подвозчики Путиловского завода[1036]. «К двадцатым числам февраля движение приняло форму всеобщей забастовки», – вспоминал находившийся в эти дни в Петрограде лидер меньшевиков Ф. Дан[1037]. Центр волнения – Трубочный завод. Тут уже давно не работают, едва ли не каждый день митингуют, принимают резолюции и несут их на соседние заводы. И откликаются голодные, уставшие от всяческих передряг рабочие: где-то стихийным собранием, где-то оппозиционной декларацией, где-то частичной остановкой цехов. Власти решили покончить с этим разом – локаутом, из предосторожности именуемым тогда «перерегистрацией». 24 февраля Трубочный завод был остановлен – утром огромная толпа рабочих оказалась перед закрытыми воротами. И произошел взрыв.
Взрыв
Трубочники сразу же обратились за поддержкой к фабрике Лаферм и, соединившись с ее рабочими, двинулись к Балтийскому заводу. Здесь тотчас бросили работу. Косая линия Васильевского острова оказалась затопленной огромной массой людей. Быстро появились плакаты. Люди устремились на Большой проспект, сметая на пути немногочисленные кордоны. Были вызваны курсанты, которым с трудом удалось блокировать демонстрацию. Предупредительными выстрелами толпа была вскоре рассеяна. Мгновенно по городу распространились слухи о расстрелах на Васильевском острове[1038].
Группы рабочих, либо участвовавших в демонстрации, либо узнавших о ней позднее, пошли на фабрики и заводы. Уже утром 24 февраля стачка охватила Путиловскую верфь; ее рабочие смогли увлечь за собой и часть людей в цехах Путиловского завода[1039].
25 февраля к забастовке примкнули заводы Арсенал, Розенкранц, Балтийский, Кабельный, Механический, Экспедиция заготовления государственных бумаг, фабрики Лаферм, Печаткина, Брусницына[1040]. 26 февраля остановились Невские бумагопрядильная и ниточная фабрики, «Скороход» и частично Обуховский завод, а 27 февраля – Новое и Старое Адмиралтейство[1041].
Стачечное движение представляло тогда необычайно пеструю картину. И после событий 24 февраля забастовки, как правило, продолжали нести на себе отпечаток того глухого брожения, которое им предшествовало. Особый термин «волынка», отнесенный меньшевиками к роду идеологической ретуши[1042], на самом деле отражал своеобразный характер остановки работ в конце февраля. В «чистом» виде забастовка встречается нечасто.
Преимущественно она имеет оттенок половинчатости, компромисса. С завода уходила только часть людей, практиковался неполный рабочий день. Это было как бы продолжением ситуации начала февраля. Первоначально сохранялась даже умеренность требований, и лишь затем они стали более радикальными – в основном за счет «живой связи» между рабочими[1043].
Четкого сценария «волынок» не было. Нередко рабочие покидали завод, узнав, что бастуют близлежащие предприятия, – и никаких требований, ни политических, ни экономических не выдвигали. Иногда рабочих «снимали» со своих мест, силой заставляли примкнуть к забастовкам, останавливали пикетами у проходных. Обычной стала «итальянка», как ее тогда называли – рабочие находились у станков, но ничего не делали. В конце февраля – начале марта, в той или иной степени, полностью либо частично, стачками были охвачены заводы Речкина, Парвиайнен, Осипова, Гвоздильный, Радиотелеграфный, «Русский Дизель», Александровский, Автозавод, фабрики «Победа», «Жорж Борман», «Петронитка», Центральные муниципальные мастерские, 17-я типография, Петроградский трампарк, Электрическая станция Общества 1886 г., Огнесклад и др.[1044]
Движение пошло на убыль спустя несколько дней после демонстрации 24 февраля. Уже к 1–2 марта почти все работали. Дольше прочих держался Балтийский завод, окончивший забастовку 7 марта. Вопреки традиционному мнению, извещение о Кронштадтском мятеже 3 марта не вызвало никакого «крутого перелома» в настроениях рабочих в масштабах города. Не последовало массового «отрезвления» (по тогдашнему словцу пропагандистов) и после заседания Петросовета 26 февраля, где объявили о переходе к продналогу, отпуске трудмобилизованных и свободном провозе продуктов. Эти меры позднее показались надежным объяснением того, почему спала стачечная волна. Но в конце февраля, если верить документам, они никакого эффекта не имели. Забастовкам был присущ собственный ход развития, и трудно уловить какие-либо следы влияния на них широковещательных жестов властей. Более того, 27 февраля наблюдалось даже нарастание «волынок»
