Пьесы: Оглянись во гневе. Комедиант. Лютер - [48]

Брат Билл. Вот билеты, Арчи. Возьми. Я оплачу все твои долги, все улажу, за всем прослежу.

Джин. А она только оглянется на тебя и ответит: «Да, конечно, слыхала».

Арчи. А если я не поеду?

Брат Билл. Тогда я палец о палец для тебя не ударю, Арчи. Кончено. Боюсь, тебе придется пенять на себя. Канада — или тюрьма.

Арчи. Понимаешь, я всегда считал, что мне надо побывать в тюрьме. Там, должно быть, весьма интересно. Наверняка встречу знакомых. Знаешь, что моя хозяйка в Фулэме говорила про тебя? Вот что: «Он похож на судебного исполнителя». Так и сказала, не вру.

Грэм. Если уж тратить на что-то усилия, то хоть не впустую. Разве не так сказал бы твой отец?

Арчи. Все равно на здешней бирже труда ничего не получишь. Сюда, наверно, со всей Англии бродяги набежали. Тем не менее спасибо, у меня еще два представления. Жалко, конечно, хотелось бы добрать очко для налогового инспектора. Видно, двадцать первой годовщины мне не справить. Кстати, неплохо бы найти во всем этом смысл.

Джин. Мы — это только мы, кроме нас, никого нет во всей вселенной, никакого бога. Похоже, все началось элементарно просто: луч солнца попал на кусок тверди, и вот они — мы. Надеяться больше не на кого. Хочешь не хочешь, всего добивайся сам. Мы сами себе хозяева.

Брат Билл. Прости, Арчи, но я давно не надеюсь хоть что-нибудь понять.

Свет гаснет.

Тринадцатый номер

Рок-н-ролл. За тюлевым занавесом из первого действия — аллегорическая Британия без одежд. Затем — музыка песенки «Я для себя» Арчи Райса, единственного и неповторимого, прерывает программу. Сцена погружается в темноту. Луч прожектора падает на боковую кулису, из-за нее появляется Арчи. Он поет несколько тактов.

Арчи.

Я для себя, и ты для себя тоже —

Что еще лучше на свете быть может,

В старой доброй Англии я пью свою чашку шоколада,

И никакого дурацкого равенства мне не надо

Пусть ваши чувства по сторонам не разлетаются,

Помните, милосердие лишь дома начинается.

И если за нами хоть один архипелаг,

Удержим его, и пусть там реет британский флаг!

Что еще лучше на свете быть может!

Я для себя, и ты для себя тоже.

Помилуй боже.

Я на минутку, хотел рассказать вам о жене. Она-таки вернулась к мужу. Вернулась, и никаких гвоздей. Не хлопайте слишком громко, мы в очень старом здании. Очень. Так как? Что скажете, ей, дама в шлеме? Не скрою, она малость увяла. Мясом бы ее подкормить, как в доброе старое время. Со мной не советуются, ну и ладно. Или хотя бы яичницей из пары яиц. И все же она ничего, очень даже ничего. Крутит, правда, с нашим Чарли, верно, Чарли? (Дирижеру.) Повстречала его как-то в двери-вертушке, так и крутятся с тех пор. А у меня вот пунктик появился, как вам нравится? Самый настоящий пунктик. «Ню», вот как это по-культурному будет, дорогие дамы, «ню». Да будь я проклят, на ней одежды больше, чем на мне. Вон сколько. И еще вот что. Пожалуй, нет. Ну ладно, дело не в этом. В жизни, доложу я вам, мне не раз приходилось спотыкаться. На первый взгляд ведь не подумаешь, что я был сексуальный. Нет, если честно, ведь это так, не отпирайтесь, сударыня. Сил, я думаю, у вас тоже прибавляется после этого. (Поет.) «Сладкое, вкусное ваше печенье, только с моим не выносит сравненья». А вон тип стоит сбоку, он уже на вас нацелился, или вам это приятно? Вон он стоит. Мне отсюда видно. Должно быть, налоговый инспектор. Смешная штука — жизнь. Не согласны? Очень смешная. Все равно что сосешь конфетку, только с оберткой вместе. Ну и что, в конце концов, все мы производители удобрений. А по мне, лучше кружку пива в день выпивать, честное слово. Вот вы не верите, а я правду говорю. Думаете, я так вот взял и ушел? Признавайтесь честно, хотели бы, чтоб я ушел? Взял вот так — и ушел? Я и ухожу. Что такое, вы там замерзли, что ли? Так вот, прежде чем действительно уйти, леди и джентльмены, мне бы хотелось рассказать одну небольшую историю, совсем небольшую. Это история об одном человеке, таком маленьком, обыкновенном человечке, вроде нас. Так вот, просыпается он однажды и видит, что очутился в раю. Осматривается это он и видит: рядом стоит какой-то тип. Оказалось, этот тип — святой или что-то вроде того. Во всяком случае, он из комитета по встречам. И тип ему говорит, святой то есть говорит: «Вот, говорит, ты, стало быть, в раю». «Да неужто?» — человечек отвечает. «Точно, — говорит святой. — Более того, ты себе вечное блаженство заработал». «Не может быть!» — наш говорит. «Самым определенным образом», — говорит святой. «Когда это еще будет!» — «Не слышишь разве сонмы? Все поют, все ликуют, что скажешь, сын мой?» Огляделся человечек, увидел, как сонмы земные разлетелись по вселенной. И говорит святому: «А можно мне повыше подняться, к вам, и оттуда на все поглядеть?» Святой ему в ответ: «Сделай одолжение, сын мой» — и место ему освобождает. Взобрался человечек куда показал святой и воззрился на все, что кругом творится. На всех призраков небесных и прочие штуки. «Чудо и радость вечная вокруг тебя», — говорит святой. «Значит, это все — вечность, а сам я в раю?» — «Точно так, сын мой. Что скажешь?» И вот человечек огляделся немного, а святой повторяет: «Ну, что, сын мой?» — «Что ж, — тот ему, — я часто думал, что сказать, если вдруг такое приключится. Так ничего и не придумал». Святой посмотрел на него благосклонно и снова говорит: «Ну, а сейчас что скажешь, сын мой?» — «Одно могу сказать», — ответил человечек. И такое сказал! У святого стала такая морда, будто ему съездили огромной лапой. Призраки бросили пение, ангелы скрыли свои лица, и какое-то мгновение вечности в раю не раздавалось ни звука. Святой сначала потерял дар речи, а затем обнял человечка и расцеловал. И сказал: «Я тебя полюбил, сын мой. И всегда буду любить всей душой. Я это слово мечтал услышать с тех пор, как попал сюда». Вон он, нацелился, я отсюда вижу. Ну так что, получилось у меня? Получилось.