Пьесы: Оглянись во гневе. Комедиант. Лютер - [45]

Арчи. Я как-то выступал в маленькой деревушке, в Донегале. В ирландском турне. (К Билли.) Ты помнишь, наверно. Когда мы приехали туда утром, ко мне подошел человек и сказал: «Мы здесь на драме собаку съели. В драме разбираемся как никто. Наши театральные критики ничего не упустят, ничего!» Оказалось, он местный кузнец. Он еще сказал: «Если здесь публика вас примет, значит, вас примет любая публика в мире». И в общем был прав. Кажется, я в тот вечер провалился.

Билли. Бывает, рассядутся и пялят на тебя глаза. Сидят как истуканы. Но Лондон — другое дело. Ах, старушка Рози замечательная была женщина. Даже хорошо, что ее нет сейчас с нами.

Джин(потрясая охапкой газет). Как бороться со всем этим?

Фрэнк. Никак.

Джин. Почему, интересно, никто не поместил фотографию, как ты крутился у своих бойлеров?

Арчи. Вряд ли Мик принял бы это всерьез.

Фрэнк. Всем уже все надоело.

Джин. Еще как надоело. Всем все надоело, все ко всему готовы, могут только бессмысленно ждать, что новенького преподнесут.

Арчи. Господи, не принимай все так близко к сердцу.

Джин. Тебя же ничто не трогает.

Арчи. И слава богу.

Джин. Фрэнк зато совсем другой, хочу надеяться. Ты только не бойся, Фрэнк. Не опасайся принимать все близко к сердцу, вроде моего талантливого жениха. От этого не умирают. Может иногда показаться, но на самом деле не умирают.

Арчи. Старина Мик был в этом смысле вроде Грэма. Он, казалось, твердо знает, чего хочет и куда целит.

Джин. А вот знал ли сейчас, интересно…

Арчи. Помню, у него был роман с одной девицей по имени Сильвия. Ему тогда было всего шестнадцать.

Джин. Что с тобой, Арчи?

Фрэнк. Оставь его в покое!

Арчи. Действительно, оставь старика отца в покое!

Джин. Да ты и так всю жизнь в покое!

Арчи. Знаешь что, я ведь всю жизнь за чем-то гонялся. Гонялся за темным пивом, которое можно пить весь вечер и не бегать с места каждые десять минут, и не блевать потом, и за все удовольствие четыре пенса. Если мне гарантируют темное пиво, я за такого человека обязательно проголосую. Непременно. А вообще-то мне всегда было легче управиться с бабой, чем сделать политическое заявление.

Джин. Знаешь, Арчи, а ведь ты сволочь.

Феба. Джин…

Джин. Самая настоящая…

Арчи. Потому что мне на все наплевать, кроме темного пива? Видишь ли, детка, со временем ты поймешь, что человеку вообще-то ничего не нужно, кроме исполнения какой-нибудь гнусненькой прихоти. Для меня такая гнусненькая прихоть — темное пиво. Зачем же так на людей кидаться?

Джин. Не могу иначе.

Арчи. Ты что же, держишь себя за слабительное?

Джин. Так мне легче.

Арчи. Должен признаться, я никогда не верил разговорам о душевной чистоте. Я, кажется, здесь бутылку пива оставлял?

Феба. По-моему, нет, дорогой.

Арчи. Смотри, Джин, не остережешься — на тебя живо ярлык навесят. И тогда ты — никто. Никто, как все мы.

Феба. Фрэнк тебе принесет. Там еще осталось в кухне. Тебе не трудно, Фрэнк?

Фрэнк. Конечно. (Поднимается, идет влево от кресла.)

Джин. Нельзя же заниматься все время тем, чтобы вещи прибивать к полу, а самим скакать в окно.

Арчи. Почему — нельзя?

Джин. Ты такой же, как все, только еще хуже — думаешь, от всего можно отгородиться простым безразличием. (Потрясает газетами.) Думаешь, ты неуязвим, если решил на все наплевать, и что можно материться всю жизнь и надеяться — авось что-нибудь перепадет.

Фрэнк. Оставь его в покое, он не меньше тебя расстроен. Помолчи.

Джин. Сейчас я расскажу историю Арчи Райса. Внимание. Действующие лица сначала?

Арчи. И все равно священник мне не понравился. До омерзения. Когда все вышли, он уже на ногах не держался. Ты заметила?

Джин. Не надо этих детских фокусов. Не пройдет.

Арчи. Давай, давай, оскорбляй меня. Я привык. Я уже давно открыл один секрет. Люди, как правило, не знают, когда именно их оскорбляют. И довольно много людей хорошо наживается на этом. А я ведь — сама знаешь, какой тупица. Самый обыкновенный.

Джин. Только не надо смирение изображать…

Арчи. А я и есть такой! Само смирение. Оно во мне перекатывается, как горошина в погремушке. У тебя и того нет.

Джин. Не много, однако.

Фрэнк. Что это она?

Арчи. Не спрашивай, сынок. Не спрашивай. Я в жизни ни на один вопрос не ответил.

Джин. Куда тебе. До того ли, когда можно просто презирать всю эту безликую толпу, уставившуюся на тебя из темноты. А ты такой перед ними шикарный. (Фрэнку.) Я бы хотела сказать тебе всю правду о твоем отце.

Фрэнк. Слушай, Джин. Мика похоронили. Он в земле, и не надо больше ничего говорить, и ссориться не надо.

Джин. Так что, устроить две минуты молчания? А папочка твой не только самый великодушный, понимающий и чуткий, но ему еще и наплевать на всех на свете. Два гроша ему цена в базарный день.

Арчи. Что ж, оценка произведена точно.

Джин. И нечего так на меня смотреть. Не ты один брата потерял. Но почему, почему мы все спокойно сидим и всё принимаем, почему мальчики умирают или стоят у бойлеров, почему мы на все согласны, чего мы от этого ждем, на что это все нужно? Неужели действительно ради того, чтобы рука в перчатке помахала нам из кареты с королевским гербом?

Феба. Я, пожалуй, пойду прилягу. (К Джин.) Он всегда ко мне очень хорошо относился.