Пестрые рассказы - [45]

13

Агафон часто пользовался противопоставлениями. Однажды некто, чтобы улучшить его стихи, попытался вычеркнуть противопоставления. На это Агафон сказал: «Ты забываешь, милейший, что тем самым выбрасываешь Агафона из Агафона». Столь высоко поэт ценил этот прием и считал, что он составляет неотъемлемую часть его трагедий.

14

Некто великодушно предложил кифаристу Стратонику гостеприимство; тот очень обрадовался приглашению, так как в чужом городе ему негде было остановиться, и был благодарен за приют. Но вот он заметил, что туда один за другим входят люди, и дом как бы открыт для всех желающих. Тут Стратоник сказал своему рабу: «Уйдем отсюда: мы, кажется, вместо домашнего голубя напали на дикого, вместо дома — на постоялый двор».

15

Речи Сократа уподобляли картинам Павсона. Однажды Павсон получил от кого-то заказ изобразить коня, катающегося на спине, а нарисовал коня на бегу. Заказчик остался недоволен тем, что Павсон не выполнил его условия; художник же ответил на это: «Переверни картину, и скачущий конь будет у тебя кататься на спине». Сократ в своих беседах тоже не говорил прямо, но стоило перевернуть его слова, и они становились вполне понятными. Он боялся навлечь на себя ненависть собеседников и поэтому говорил загадочно и излагал мысли прикровенно.

16

Гиппоник, сын Каллия, решил в честь родного города воздвигнуть статую. Кто-то подал ему совет поручить работу Поликлету. Гиппоник на это сказал, что не хочет приношения, которое доставит славу не тому, кто его даровал, а тому, кто создал, так как все, конечно, будут восхищаться искусством Поликлета, а не его щедростью.

17

Сократ говорил, что Архелай истратил на дворец, который Зевксис из Гераклеи расписал по его заказу, четыреста мин, на самого же себя — ни обола.[446] Поэтому люди приходят издалека, стремясь увидеть дворец, однако никто не подумает отправиться в Македонию ради Архелая, разве только приманкой для него будут деньги, а ими едва ли соблазнишь порядочного человека.

18

Один хиосец, рассердившись на своего раба, сказал ему: «Не на мельницу ты у меня пойдешь, а в Олимпию», — так как, видно, считал более страшным наказанием жариться там во время игр на солнце, чем работать на мельнице.

19

Архит вообще был человеком стыдливым и боялся произносить непристойные слова. Если же обстоятельства вынуждали его сказать что-нибудь в таком роде, верный себе, он молча писал неприличное слово на стене, пальцем указывал на то, что его заставляют сказать, но, вопреки всему, не произносил.

20

Некий учитель из Сибариса (педагоги ведут там столь же невоздержанную жизнь, как все прочие) шел со своим питомцем по дороге, и когда мальчик поднял с земли сушеную фигу, больно наказал его за это. Но самое смешное, что, отняв у мальчика находку, учитель сам съел фигу. Я очень потешался, когда прочел этот рассказ в «Сибаритских историях» и сохранил его в памяти из человеколюбивого побуждения посмешить других.

21

Поэт Эагр жил после Орфея и Мусея. Он, как передают, впервые воспел троянскую войну, отважившись взяться за тему такого размаха.

22

Некий тиран Триз,[447] желая предотвратить заговоры и злоумышления против себя, запретил подданным где бы то ни было, на улице и в домах, разговаривать друг с другом. Это оказалось совершенно невыносимым, и они решили хитростью обойти приказ тирана: кивали друг другу головой, делали движения руками, глядели либо мрачно, либо спокойно и весело, в беде и печали насупливали брови, лицом рассказывая ближнему о своем душевном состоянии. Скоро и это стало страшить тирана: он опасался, что при красноречивости телодвижений даже самое молчание подданных чревато для него опасностями. Тогда он запретил им и такие беседы. После этого один согражданин Триза, не в силах больше терпеть и бездействовать и желая покончить с единовластием, пришел на рыночную площадь[448] и залился горькими слезами. Со всех сторон его сейчас же окружил народ и тоже стал лить слезы. Тут до тирана дошла весть, что все стоят недвижимо, но плачут в три ручья. Триз поспешил и этому положить конец и поработить не только язык своих подданных, не только движения, но лишить даже глаза прирожденной им свободы; со всех ног, в сопровождении своих телохранителей, он бросился на площадь, чтобы пресечь плач. Едва народ завидел Триза, как отнял оружие у его телохранителей и убил тирана.

23

Клиний был человеком хорошего нрава, а по воззрениям пифагореец. Однажды, выйдя из себя и почувствовав, что теряет хладнокровие, Клиний, прежде чем ярость успела завладеть им и можно было заметить, в каком он состоянии, настроил лиру и заиграл. На вопрос же, зачем он это делает, Клиний прекрасно ответил: «Чтобы успокоиться». Мне думается, что Ахилл в «Илиаде», певший под звуки кифары и так воскрешавший в памяти подвиги прежних дней, умерял этим свой гнев. Ведь он был любителем музыки и из добычи прежде всего взял себе кифару.

24

Коринфские богачи Теокл и Трасонид, а также митиленец Праксид проявили презрение к деньгам и великодушие, видя, что их сограждане бедствуют. Мало того, эти люди убеждали других облегчить тяжелую участь неимущих. Ничего не добившись, они решили простить своим должникам сделанные ими долги; благодаря этому они спасли собственную жизнь, так как те, кому заимодавцы не отпустили долгов, напали на них, в ожесточении прибегнув к оружию, и, оправдывая это крайней степенью нужды, убили.