Песня Рахеро и другие баллады - [22]

С той поры так и стоит, как наглядный Хиро стыд,

Ладный остров Моореа – для Таити классный вид.

Пай украсть его не дал и ещё раз доказал

Свою силушку и ловкость. Тут и сказочке финал.

Теахупоо: таитянская легенда [158]

За высокими горами,

непролазными лесами,

после три-девятых стран,

плещет море-океан.

В этом самом океане,

за суровыми волнами,

средь тропических широт

островной живёт народ.

Много лет они там жили,

каву пили, рыб ловили,

с экзотических щедрот

поедали местный плод.

Алфавит они не знали,

не читали, не писали,

а, чтоб знанья передать,

стали сказки сочинять.

Сказки разные там были:

явно выдумки и были, –

полный спектр былых страстей –

от рождений до смертей.

Вам, поклонникам такого

исторического слова,

не сочтите же за грех,

изложу одну из тех.

Знать вы, может, захотите,

как наветренный Таити,

что Тайарапу зовут,

часто сильно волны бьют.

И, такое заприметив,

пара местных на рассвете,

чтоб не маяться в тоске, –

ну кататься на доске.

И случиться ж было моде

развлекаться тем в народе,

то за спорт они ввели

и «хоруэ»[159] нарекли.

Стало популярным дело –

на волне стоять умело,

сильный ты иль слабый пол,

как в Бразилии – футбол.

И в Тайарапу селеньях

раз в году, в увеселенье,

средь парнишек и девчат

проходил чемпионат.

Тэйхе[160] жил тогда правитель,

был хоруэ покровитель,

он кататься сам любил

и других смотреть ходил.

Правил он в селеньи Гуи

(чтоб не поминали всуе

букву первую, что «ха»,

заменю я здесь слегка)[161].

Когда там соревнованье,

серфингистов состязанье,

проходило в этот год,

Тэйхе рад был, щедр и горд.

То участникам и надо

ведь у них «олимпиада»,

чтоб померяться теперь,

съехались со всех земель.

Дочь вождя из Раиатеа[162]

подоспела, не робея,

с нею парочка досок

и подружечек чуток.

Молода, стройна, красива,

не ленива, не спесива,

голос милый, как и вид,

и учтиво говорит,

сразу видно: есть культура,

а зовут – Вехиатуа[163]

(ведь не знал отец и мать,

что мне это рифмовать).

Поселились возле места,

где хоруэ будут тесты,

прям у берега реки,

там, где волны высоки.

Вот настал день выступлений.

Ветер был без исступлений:

еле поднимал прибой,

хоть и ждали всей гурьбой.

И принцесса с Раиатеа

говорит: «Что за затея!

Нету ветра – штиль ведь полный.

Разве ж это наши волны,

чтобы в море заходить?

Я не стану ног мочить!»

Местные в воде болтались

и над нею потешались,

но на встречу всё ж пошли, –

старт на завтра отнесли.

На другой день больше ветер.

Все собрались на рассвете,

Правда, девушка опять

отказалась выступать,

только весточку послала,

мол, ей снова ветра мало.

Все её давай стыдить:

«Забоялась, стало быть!»

Тэйхе был в себе уверен,

победить всерьёз намерен,

но, подумавши, опять

согласился подождать.

Он терзался интересом,

ведь про эту про принцессу

разносился всюду слух,

что захватывает дух,

когда та несётся, стоя,

как на тверди, над доскою,

по волнам, когда прибой

закругляется трубой.

В третий день лишь ночь сереть,

стало море там реветь,

биться в пене и стонать,

волны валом обрушать.

Только вышел солнца свет,

собрался хоруэ цвет:

все на берегу стоят

и на волны те глядят,

но с сомнением в глазах, –

души их терзает страх,

и, объятые тоской,

обнимаются с доской.

Вдруг, покинувши свой дом,

прямо скажем, нагишом[164],

к ним принцесса та идёт

и доску свою несёт.

Связан груз волос в пучке,

рыбки краской на доске,

кожа маслом древ блестит:

«Вот наш ветер!» – говорит.

Тэйхе знак был тут же дан,

и забили в барабан,

повязали всем цветки

и из листьев пояски[165],

всё от сглаза, на удачу,

так, как надо, не иначе,

жрец молитву прочитал,

и горнист подал сигнал.

В воду сёрферы идут

и от берега плывут.

А принцесса вдаль от них,

отплывая от других,

удаляется от брега

в глубину, где вольно бегать,

где за рифовой стеной

океан ревёт шальной,

там волнище, не волна, –

заплыла туда одна.

И на этой глубине,

на простора ширине,

выше пальм волну поймав,

на ноги на доску встав,

распустив пучок волос,

чтобы ветер их разнёс,

вся светясь от брызг морских,

обгоняя птиц лихих,

молнией она неслась,

то на гребне появясь,

то под ним скрывая лик.

Разносился эхом крик:

«Я – Почтение богов

и дитя морских ветров[166] –

поднимаюсь на волне,

и я счастлива вполне!»

А пока она летела,

с берега толпа глазела,

и, оправдывая слух,

перехватывало дух

красотой картины той,

как, волну сменив волной,

по валам она скользила,

тело в волосы обвила,

и, звенящий, как родник,

доносился её крик

там, где вал уж шёл трубой,

заглушая крик собой.

И, немного погодя,

вновь на берег выходя,

всей толпой окружена

и достоинства полна,

доску с гордостью несла,

прямиком в свой дом пошла.

Расступился весь народ,

создавая ей проход,

в оживленьи сгоряча

одобрительно крича,

за её заезд хороший

дружно хлопали в ладоши,

всякий взор – и млад, и стар –

разглядеть пытался дар,

ведь среди всех ездоков

ни один не был таков,

и хоть каждый и старался,

но никто не приближался

по владению доской

к мастерству девицы той.

А вдали от той толпы,

на холме, возле тропы,

Тэйхе под листвой стоял

И процесс обозревал.

Мрачным был весь его вид:

он унижен и разбит.

Не ему народ свистит,

не ему благоволит,

понимает трезво он:

больше он – не чемпион.

И хоть внешне он скучал,

но внутри огонь пылал,

и не мог унять он грех –

ревновать её успех.

Тут же послан был гонец,

чтоб явился к нему жрец.

И, когда тот появился,