Песни славянских народов - [17]

Снес он Шарцу голову по плечи,

Чтобы туркам Шарац не достался,

Чтоб не знал он никакой работы

И чтоб воду не возил в колоду.

Как посек Кралевич-Марко Шарца,

Закопал его глубоко в землю,

Почитая Шарца пуще брата[15].

Перебил потом свою он саблю,

Перебил он на четыре части,

Чтоб и сабля туркам не досталась,

Чтоб никто у них не похвалялся,

Что себе от Марка саблю до́был,

Чтоб свои не проклинали Марка.

А когда разбил он саблю востру,

Перебил он и копье на части,

И закинул на вершину ели.

Ухватил свой буздыган тяжолый,

Ухватил он правою рукою

И пустил его с Урвин-планины,

Опустил его на сине море,

И сказал тут Марко буздыгану:

«Как ты выйдешь, буздыган, из моря,

Народится мо́лодец уда́лый,

Мо́лодец такой же, как и Марко!»

Погубивши все свое оружье,

Марко вынул чистую бумагу –

Пишет Марко, пишет завещанье:

«Как придет кто на Урвин-планину,

Между елей, край воды студёной,

И увидит там Кралевич-Марка:

Знай, что мертв лежит Кралевич-Марко,

Подле Марка все его богатство,

Все богатство: три мешка червонцев;

На один пускай меня схоронят,

А другой возьмут на храмы Божьи,

Третий дар мой старцам перехожим,

Пищим старцам, слепиньким калекам:

Пусть поют и поминают Марка!»

Написавши Марко завещанье,

Положил его на ветку ели,

Чтоб с пути увидеть было можно,

А перо с чернильницей забросил,

Бросил он на дно воды студёной;

Скал потом с себя зеленый до́лман,

Разостлал по мураве зеленой,

Разостлал, перекрестился трижды,

На брови самур-колпак надвинул,

Лег-себе – и не вставал уж Марко.

Так лежал он край воды студёной,

День за днем он целую неделю.

Кто пройдет широкою дорогой

И под елкою увидит Марка:

Думает, что спит Кралевич-Марко,

И далёко в сторону отходит,

Чтобы Марко вдруг не пробудился.

Где удача, там и неудача,

Где несчастье, там, гляди, и счастье:

Привелось, по-счастью, той дорогой

Проезжать из церкви Вилиндары

Проигумну святогорцу Васу,

Со своим прислужником Исаем.

Как увидел проигумен Марка,

Он махнул рукой слуге Исаю:

«Тише, сын, не разбуди ты Марка!

После сна сердит бывает Марко:

Нам обоим го́ловы по-снимет!»

Так сказал и стал глядеть на Марка

И увидел на ветвях, на ёлке,

Марково писанье, завещанье.

Прочитал он Марково писанье:

Говорит оно, что Марко умер.

Тут с коня слезает проигумен,

Слез с коня, рукою тронул Марка:

Вечным сном почил Кралевич-Марко!

Горьки слёзы пролил проигумен:

Было жаль ему юна́ка Марка;

Взял с него червонцы, отпоясал

И себя он ими опоясал;

Стал он думать, где схоронит Марка,

Думал, думал и одно придумал:

На коня к себе кладет он Марка,

С мертвым Марком едет в синю морю,

На ладью у берега садится,

Едет с Марком на Святую гору,

К Вилиндаре церкви подъезжает,

Вносит тело во святую церковь,

Панихиду служит по усопшем

И хоронит Марка середь церкви,

Безо-всякой надписи и камня,

Чтобы место, где схоронен Марко,

Недруги его не распознали

И над ним по смерти не глумились.

Симеон-найденыш

Раным-рано встал отец-игумен

И пошол он в тихому Дунаю

Зачерпнуть в реке воды студеной,

Чтоб умыться и творить молитву.

Вдруг увидел он сундук свинцовый:

В берегу волной его прибило.

Думал старец: клад ему достался,

И понес сундук с собою в келью.

Отпирает он сундук свинцовый:

Никакого не было там клада,

В сундуке лежал ребенок малый,

Семидневный, мужеское чадо.

Вынимает мальчика игумен,

Окрестил и дал ему он имя,

Нарек имя: Симеон-Найденыш;

Груди женской не дал он малютке,

А кормить его стал сам он в келье,

Сахаром кормить его да мёдом.

Ровно год исполнился ребенку,

А на взгляд как-будто и три года;

А как минуло ему три года,

Был он точно отрок семилетний,

А как семь ему годов сравнялось,

Был он с виду, как другой в двенадцать,

А когда двенадцать наступило,

Все считали, что ему уж двадцать.

Скоро понял Симеон ученье,

Загонял всех парней монастырских

И отца-игумена святого.

Раз поутру, в светлый день воскресный,

Вздумали ребяты монастырски

Всякою потешиться игрою,

Стали прыгать и метать каменья –

Всех ребят Найденыш перепрыгал,

Стали в камни – обкидал и в камни.

На него ребята обозлились

И давай смеяться Симеону:

«Симеон ты, Симеон-Найденыш!

Без отца ты на́ свет уродился,

Нет тебе ни племени, ни роду,

А нашол тебя отец-игумен

В сундуке под берегом Дуная.»

Горько-горько стало Симеону,

Он пошол к отцу-игумну в келью,

Сел, читать Евангелие начал,

Сам читает, горестно рыдает.

Так нашол его отец-игумен;

Говорит игумен Симеону:

«Что с тобою, сын ты мой любезный,

Что ты плачешь, горестно рыдаешь?

Иль тебе чего на свете мало?»

Отвечает Симеон-Найденыше:

«Господин ты мой, отец-игумен!

Мне смеются здешние ребяты,

Что не знаю племени я роду,

А что ты нашол меня в Дунае.

Ты послушай, мой отец-игумен!

Заклинаю Господом и Богом:

Дай, отец, ты мне коня лихого,

Сем я сяду, по́ свету поезжу,

Поищу я своего род-племя:

То ли я от низкого отродья,

То ли кость господского колена?»

Стало жаль его отцу-игумну:

Воскормил он Сима будто сына.

Снарядил его отец-игумен,

Дал ему он тысячу дукатов

И коня дал из своей конюшни;

Сел, поехал Симеон-Найденыш.

Девять лет по белу свету ездит,

Своего род-племени он ищет,

Да найти-то как ему род-племя,

Боль спросить о том кого не знает.

Вот десятое подходит лето,

В монастырь назад он хочет ехать

И коня поворотил лихого.

Проезжает край Будима-града;

А и вырос он об эту нору,

Вырос Сима, что твоя невеста,