Песни славянских народов - [11]

Говорит ей молодой Орлович:

«Погляди, сестрица дорогая,

Видишь вкруг размётанные копья:

Где лежит их более и гуще,

Молодецкая там кровь лилася,

До стремен она коню хватала,

До стремен и до поводьев самых,

Добру мо́лодцу по самый пояс:

Тут легли герои-воеводы.

Ко дворам ты белым воротися:

Что кровавить рукава и полы!»

Как услышала она те речи,

Горькия из глаз полились слёзы,

Ко дворам своим вернулась белым,

Зарыдавши жалостно и громко:

«На роду написано мне горе:

Подойду лишь к зёлену я дубу –

Глядь: зеленый выцвел весь и высох!»

Юришич-Янко

Кто-то стонет в городе Стамбуле:

То ли вила[12], то ли гуя[13] злая?

То не вила, то не гуя злая:

Стонет мо́лодец Юришич-Янко;

И не даром день и ночь он стонет:

Янко заперт в темную темницу,

В ней три года мо́лодец бедует,

У Тирьянского царя, у Сулеймана;

Там ему и тяжело и горько,

Так и стонет вечером и утром;

Надоел уж и стенам холодным,

А не только злому Сулейману.

Вот приходит Сулейман Тирьянский,

Он приходит к воротам темницы,

Кличет громко Юришича-Янка:

«Будь ты про́клят, гяур окаянный!

Что с тобою за беда такая,

Что все воешь ты в моей темнице?

Не поят тебя, или не Армят?

Или плачешь по какой гяурке?»

Отвечает Янко Сулейману:

«Говорить ты волен, царь, что хочешь;

Но не жажду я, не голодаю,

Только горько мне и раздосадно,

Что попался я к тебе в темницу:

Доняла меня твоя темница!

Ради Бога, царь-султан великий,

Сколько хочешь попроси за выкуп,

Но пусти мои отсюда кости.»

Сулейман ему на это молвит:

«Брешишь, гяур, Янко окаянный!

Твоего мне выкупа не надо,

Но мне надо, чтоб сказал ты правду,

Как зовут тех воевод могучих,

Что мое все войско всполошили,

Как мы шли Косовским чистым полем.»

Отвечает Янко Сулейману:

«Говори ты, царь-султан, что хочешь,

Я скажу всю истинную правду:

Самый первый сильный воевода,

Что посек и разогнал всех турок,

Потопил и в Лабе и в Ситнице –

Это был сам Королевич-Марко.

А другой великий воевода,

Что разбил большую рать у турок –

Это будет Огник-Недоросток,

Милый сестрич воеводы Марка.

А последний славный воевода,

Что сломал свою кривую саблю

И что турок навздевад на пику

И погнал перед собою в Лабу,

В Лабу и студеную Ситницу –

Этого зовут Юришич-Янко,

Что сидит, султан, в твоей темнице:

Учини над ним теперь что хочешь!»

Говорит на то султан Тирьянский:

«Вот какой ты гяур окаянный!

Ну, скажи, какой ты хочешь смерти?

Хочешь, в море мы тебя утопим,

«Или, хочешь, на огне изжарим,

Или к репицам коней привяжем:

Разнесут они тебя на части?»

Отвечает Янко Сулейману:

«Говорить ты волен, царь, что хочешь;

Но ведь муки никому не милы;

А коль смерти миновать не можно,

Так послушай: я тебе не рыба,

Чтобы в море ты меня закинул;

Я тебе не дерево-колода,

Чтобы вы огнем меня спалили;

Не блудница, чтоб меня конями

Приказал ты разорвать на части;

Но из добрых витязей я витязь.

Дай же ты разбитую мне лошадь,

Что стояла тридцать лет без дела,

Никакого бою не глядела;

Да еще тупую дай мне саблю,

Тридцать лет нето́ченую вовсе,

Что и в битве с-роду не бывала,

А лежала ржавчиной покрыта

И забыла из ножо́н уж лазить;

А потом пусти меня ты в поле,

И за мною двести янычаров:

Пусть они меня на сабли примут,

Пусть погибну я, как добрый витязь!»

Сулейман Юришича послушал:

Дал ему разбитую он лошадь,

Что стояла тридцать лет без дела,

Никакого бою не глядела;

Дал еще ему тупую саблю,

Тридцать лет нето́ченую вовсе,

Что и в битве с-роду не бывала,

А лежала ржавчиной покрыта

И забыла из ножо́н уж лазить;

Выпустил потом он Янка в поле,

И за ним две сотни янычаров.

Как схватил коня Юришич-Янко,

Начал бить в бока его ногами:

Конь понесся по чисто́му полю,

Вслед за Янкой двести янычаров;

Впереди один уда́лый турка:

Он задумал снесть башку у Янки,

Чтобы взять подарок от султана,

И совсем нагнал-было он Янку;

Только Янко скоро спохватился:

Он беду над головою видит,

Помянул он истинного Бога,

Хвать рукой могучею за саблю,

Разом дернул – выскочила сабля,

Как сейчас откованная только;

Выждал Янко молодого турка

И на саблю басурмана принял,

Поперег его ударил тяжко –

И с коня две пали половины.

Подскочил Юришич, мигом бросил

Он свою неезженную лошадь,

На коня турецкого метнулся,

Из ножон у турки вынул саблю

И пошол косить он янычаров:

Половину их посек он саблей,

А другую он пригнал, как стадо,

К самому султану Сулейману,

А потом – и здрав, и цел, и весел –

Он домой поехал чистым полем.

Марко-Королевич и сокол

Расхворался Королевич-Марко,

Расхворался посреди дороги,

В-головах копьё втыкает в землю,

За копьё копя лихого вяжет

И такия говорит он речи:

«Кабы кто воды мне дал напиться,

Кабы сень-прохладу мне устроил –

Сослужил бы верную мне службу,

Не забыл бы я её до смерти!»

Вдруг откуда ни возьмися сокол,

Подает воды студеной в клюве,

Чтоб напился Королевич-Марко;

Распростер свои над Марком крылья

И устроил сень ему, прохладу.

Говорит ему Кралевич-Марко:

«Сизокрылый мой ты сокол ясный!

Чем тебе, мой сокол, услужил я,

Что меня водой теперь ты по́ишь,

Что устроил мне ты сень-прохладу?»

Ясный сокол Марку отвечает:

«Аль забыл ты, Королевич-Марко,

Как мы были на Косовом поле

И терпели всякия напасти:

Изловили меня злые турки,

Ятаганом крылья мне обсекли:

Ты схватил меня, Кралевич-Марко,

И на ёлку посадил зелену,

Чтоб меня не растоптали кони;

Дал мне мяса, чтобы я наелся,