Песчаная жизнь - [3]
В кабинете литовского столы расставлены не в три ряда, а буквой «П», поэтому наблюдать за Данной и оставаться незамеченным сложно и не нужно. Мы до сих пор и словом не обмолвились. А свой интерес к ней нужно проявлять более явно.
Дана сосредоточенно склоняет множественные числа страдательного залога. Солнечный луч падает на ее руку, делая её по-зимнему еще более бледной, видны голубые венки. Рисовать руки — самое сложное. И хоть по всем правилам, вначале нужно набросать фигуру полностью, затем начать уточнять детали, но никогда я не придерживаюсь этого правила, всегда рисую вначале глаза, остальное потом, при этом остальное с ними вяжется крайне редко, комкаю, запихиваю между партами. Пробую рисовать её грудь. Опять же очень похоже на глаза.
— Dima, ką jus darote? — Дима, что вы делаете?
— Nieko, Irena Jonovna. — Ничего, Ирена Йоновна.
— Kodėl gi nerašote? — Почему не пишите?
— Rašau. — Пишу.
Говорить по-литовски мне тягостно. Все время теряюсь, и язык не слушается. Краснею, заикаюсь, под мышки льют ручейки. Да впрочем, не только по-литовски, но и по-английски, в большинстве случаев по-русски. По-грузински проще. Знаю пару слов и одно ругательство: «Гамарджоба, генецвали, мадлопт, захрума — захрузма!»
Моя бабушка родом из Тбилиси. Говорит по-русски с легким акцентом. Одно время она пыталась научить меня грузинскому, но оставила все попытки, когда три дня кряду ходил за ней и, копируя манеру кавказцев импульсивно жестикулировать, говорил:
— Вах, бабюшка, умэю гаварит я по-хрузинскы, как ти понят нэ можишь, вай ме!
Приезжали родственники из Грузии, привозили злого сиамского кота и моего троюродного дядю, который пропадал ночами по злачным местам Клайпеды и постоянно лечился от всяких венерических болезней. Приезжали тетя Вера и дедушка Рема — бабушкин старший брат, от чего мой «грузинский» становился только лучше. Они приезжали каждое лето до тех пор, пока не закрыли границы. Я боялся сиамского кота и мучил своего троюродного дядю, заставляя его по утрам (как только откроет похмельные глаза) рисовать или срисовывать с фотографий афиш заграничных фильмов разные черепа и ужасы. Когда в Грузии началась война, он ушел добровольцем, и его контузило разорвавшимся рядом снарядом, первое время он совсем не мог разговаривать, а сейчас говорит, но страшно за-за-икается.
Теперь только и возможно, что звонить им изредка. Дорого.
Впрочем, во мне от грузинских кровей совсем чуть. Если моему отцу от всяких уродов еще достается по причине темной кожи (черножопости), то мне только по причине… впрочем, давно я что-то не получал.
К примеру, идет мой отец пьяный, во внутреннем кармане бутылка водки, обязательно поймают и отметелят, и не обязательно это должны быть литовцы, скорее наоборот.
Клайпеда город темный, к тому же портовый, и как следствие бандитский, полно наркоманов, пьяниц, и насмотревшихся фильмов про крутящих ногами супергероев и мечтающих быть на них похожими. Город полон мечтателями.
Взять, к примеру, андрюхину семью. Семья мечтателей. Отец и мать бухают и мечтают о том, чтобы времена былого благоденствия вернулись. А сам Андрюха мечтает превратить весь мир в иллюзию, подобную роману про Мышкина, где можно было бы взять однажды и перевернуть страницу, или начать читать заново, перечеркивая или переписывая непонравившиеся места. Чем такие мечты кончатся?..
А я мечтаю целовать Дану в живот и во всякие другие места. И если меня сейчас вызовут к доске, то я не смогу подняться из-за парты, вследствие того, что джинсы уж слишком обтягивающие.
Звенит звонок, собираешь рюкзак, и странной походкой вслед за Данной покидаешь класс. Джинсы вскоре уже не так жмут, но волнение не проходит, а только усиливается. Я словно болен. Мир лихорадит и плавится. Куришь в туалете, но лучше не становится. Тошнит, словно семиклассника, но может это запоздавшее похмелье. Вряд ли, скорее — прелесть полового созревание и внезапно нахлынувшая на город весна. Кривишься. На следующий день решаешь надеть джинсы попросторнее.
После школы плетешься за ней следом. Не следишь и не преследуешь, просто хочется, ой, как хочется, сократить это расстояние и быть близко-близко. Идешь и вспоминаешь, как мог бы потерять девственность. Пьяно, грязно, прошлым летом на даче у Эдвина в теплой ночи на мокрой от росы траве, сползая по склону в реку с пьяной Катей, необъятно толстой и хрипло смеющейся твоему судорожному дыханию и незнанию куда что вставляется, спящей по пьяни с кем ни попадя, после меня еще человека три на очереди, в волнении разгораются угольки сигарет, курят «Приму», забывая о возможных последствиях: «Минздрав предупреждает курение опасно для вашего…».
Но быть может, всего этого не было. Быть может, это только грязные полночные фильмы и мокрые сны… Хотя, разницы теперь не чувствуется. Перед Данной стыдно, поэтому не приближаешься. Не достоин, слаб, грязен — себя мучаешь, чуть не плачешь от отчаяния, готов повеситься. Вешаешься. Висишь под её окном, при её взгляде во двор, приветливо машешь рукой. Теплый ветер тебя слегка покачивает. Знаешь, что скоро начнешь пованивать, и от мух уже нельзя будет спрятаться. Поэтому тебе себя становится жалко. Не сразу замечаешь, что уже вплотную подошел к Дане, она остановилась и смотрит на тебя своими большими зелеными глазами, ветер играет её прядями, она изгибает бровь:
Как найти свою Шамбалу?.. Эта книга – роман-размышление о смысле жизни и пособие для тех, кто хочет обрести внутри себя мир добра и любви. В историю швейцарского бизнесмена Штефана, приехавшего в Россию, гармонично вплетается повествование о деде Штефана, Георге, который в свое время покинул Германию и нашел новую родину на Алтае. В жизни героев романа происходят пугающие события, которые в то же время вынуждают их посмотреть на окружающий мир по-новому и переосмыслить библейскую мудрость-притчу о «тесных и широких вратах».
«Отранто» — второй роман итальянского писателя Роберто Котронео, с которым мы знакомим российского читателя. «Отранто» — книга о снах и о свершении предначертаний. Ее главный герой — свет. Это свет северных и южных краев, светотень Рембрандта и тени от замка и стен средневекового города. Голландская художница приезжает в Отранто, самый восточный город Италии, чтобы принять участие в реставрации грандиозной напольной мозаики кафедрального собора. Постепенно она начинает понимать, что ее появление здесь предопределено таинственной историей, нити которой тянутся из глубины веков, образуя неожиданные и загадочные переплетения. Смысл этих переплетений проясняется только к концу повествования об истине и случайности, о святости и неизбежности.
Давным-давно, в десятом выпускном классе СШ № 3 города Полтавы, сложилось у Маши Старожицкой такое стихотворение: «А если встречи, споры, ссоры, Короче, все предрешено, И мы — случайные актеры Еще неснятого кино, Где на экране наши судьбы, Уже сплетенные в века. Эй, режиссер! Не надо дублей — Я буду без черновика...». Девочка, собравшаяся в родную столицу на факультет журналистики КГУ, действительно переживала, точно ли выбрала профессию. Но тогда показались Машке эти строки как бы чужими: говорить о волнениях момента составления жизненного сценария следовало бы какими-то другими, не «киношными» словами, лексикой небожителей.
Действие в произведении происходит на берегу Черного моря в античном городе Фазиси, куда приезжает путешественник и будущий историк Геродот и где с ним происходят дивные истории. Прежде всего он обнаруживает, что попал в город, где странным образом исчезло время и где бок-о-бок живут люди разных поколений и даже эпох: аргонавт Язон и французский император Наполеон, Сизиф и римский поэт Овидий. В этом мире все, как обычно, кроме того, что отсутствует само время. В городе он знакомится с рукописями местного рассказчика Диомеда, в которых обнаруживает не менее дивные истории.
Эйприл Мэй подрабатывает дизайнером, чтобы оплатить учебу в художественной школе Нью-Йорка. Однажды ночью, возвращаясь домой, она натыкается на огромную странную статую, похожую на робота в самурайских доспехах. Раньше ее здесь не было, и Эйприл решает разместить в сети видеоролик со статуей, которую в шутку назвала Карлом. А уже на следующий день девушка оказывается в центре внимания: миллионы просмотров, лайков и сообщений в социальных сетях. В одночасье Эйприл становится популярной и богатой, теперь ей не надо сводить концы с концами.
Сказки, сказки, в них и радость, и добро, которое побеждает зло, и вера в светлое завтра, которое наступит, если в него очень сильно верить. Добрая сказка, как лучик солнца, освещает нам мир своим неповторимым светом. Откройте окно, впустите его в свой дом.