Первый День Службы - [20]

— На, заныкай у себя где-нибудь в одежде, в камере пригодится.

И принялся заныкивать сам.

Покончив с делами, они еще посидели в купе для солидности, чтобы капитан не возомнил, будто ему так легко удалось обоих расколоть, затем Витька крикнул в коридор:

— Товарищ капитан…

И словно вдруг резануло по сердцу: вспомнилось — «Тамбовский волк тебе товарищ!»

— Гражданин начальник, — поправился он, — идите сюда, мы решили!

Когда они вошли, Шпала досказал:

— Давайте бумагу и ручку, только передавать будем из рук в руки: мы — вам, вы — нам! Нет, наоборот, сначала вы — нам, а потом мы — вам.

— Согласен!

— Кстати, товарищ капитан… гражданин начальник (черт возьми, как за полтора года забылось «начальник» и въелось это «товарищ», придется переучиваться!)

Капитан улыбнулся:

— Не глупи, ты мне еще товарищ! Осудят, тогда гражданином будешь.

Гражданин — это звучит сурово, все равно что убийца, мразь последняя. Раз гражданин, значит осужденный, по отдельности эти слова не применяются. А за границей этим словом еще и гордятся. «Я гражданин этой страны!» — странно!

— Товарищ капитан, а вы не боялись что мы сбежим?

— А куда вам бежать?

— Вот в это окно!

Следователи переглянулись.

— Плохо работаете, товарищ капитан, небрежно охраняете преступников! — ввернул Витька.

— Ну, я думаю, вы неглупые ребята, — быстро нашелся следователь, — да и какие вы преступники? Вы оступившиеся молодые ребята, наши, советские, только вот зеленые еще, легкомысленные, детство у вас еще играет…

Он подумал и добавил, уже обращаясь лично к Шпале:

— А если хочешь, зачем окно, можешь ведь себе голову сломать! Давай так: я тебя выпускаю на следующей же станции, а потом с поезда по рации сообщаю, что сбежал такой-то. Посмотрим, далеко ли ты сможешь уйти! Документы у тебя все дома, а без них ты нигде не устроишься, даже если предположить, что уйдешь. Да и вообще, зачем тебе ломать свою жизнь? У тебя впереди армия. Отслужишь, наберешься ума, и на тебя будут смотреть совсем по-другому. А так, всю жизнь в бегах — это не житье, не мной сказано! Вы думаете, мы только вот с такими, как вы дело имеем? Приходится снимать с поездов бичей матерых. Кому лет под шестьдесят уже, не одна ходка за плечами. Ну и что, думаешь довольны они своей жизнью? Здоровья нет, пенсия не положена, делать ничего не умеет и один на всем свете. Вот от того и бичует, что больше деваться некуда. И рад бы хоть куда-нибудь прибиться, чтобы хоть умереть в чистой постели. Клянут свою судьбу и тот день, когда бродяжничать пошли… Вот с такими бы вам поговорить, они бы вам рассказали, в чем смысл жизни заключается.

Им дали между тем бумагу, и друзья, высунув от натуги языки, принялись излагать вчерашнее похождение, стараясь представить свои поступки в самом благосклонном виде: «Выпили по случаю… Мы подумали… Мы решили… А оказалось!» Следователи опять, чтобы не мешать, вышли в коридор. Когда покаяние было готово и следователей позвал теперь уже по Витькиному знаку Чава, капитан вынул обещанное, но отдавать отказался.

— Я должен посмотреть, правильно и все ли вы написали. Ну дайте же, не бойтесь!

— Нет, товарищ капитан, только из моих рук!

— Так, вот здесь конкретно укажите фамилию, имя и отчество дядьки, его должность. Здесь… Здесь… Здесь число и роспись. А предмет в виде фары вам не попадался в руки? В пенопластовом футляре, лежал на полу.

Шпала вспомнил:

— Выбросили!

— Опишите подробности, на каком примерно километре.

— А что, это так важно?

— Да как сказать? Если разбился, то хорошо, главное, чтобы в ненужные руки не попал. Это же новая техника, засекреченная. Придется нам сегодня с тобой еще поработать, — обратился он к сослуживцу, — сдадим их, возьмем людей и прочешем полотно в том квадрате.

«Хороша секретность, — подумал про себя Шпала, — если они пьяные два часа песни орали, сигналили, фары включали и только в Курске их поймали, да и то случайно!» Витька с Чавой все дописали и дополнили. Передача состоялась из рук в руки и Шпала порвал показания железнодорожника на мелкие кусочки.

— А теперь отдай их мне, я это спалю! — сказал капитан, — Ты же понимаешь, что с моей стороны это нарушение.

Он взял клочки и сжег при Витьке и Чаве.

Приехали в Икск ночью. Гроздева и Чавина сразу же с перрона отвели в ЛОМ (линейный отдел милиции) икской железной дороги.

Камера, куда их закинули, была рассчитана на трех человек. Друзья оказались в ней пятым и шестым. Тут на глазах наших героев начинают происходить такие чудеса, о которых я просто не могу не рассказать подробнее, рискуя, впрочем, доверять столь ценные сюжеты такому поверхностному произведению. Но прежде читателю придется узнать еще много разных подробностей из прошлой Витькиной жизни.

Итак, знакомство с камерой началось собственно ни с чего. Обыкновенная прямоугольная каморка метра полтора на два с половиной. Нары расположены сплошной лавкой от дверного проема по периметру трех стен. Четвертая стена у входа без лавки. Там стоит параша — ржавый молочный бидон на случай нужды. Вместо двери железная решетка, за которой видна дежурка — комната с двумя лавками на четыре человека каждая, точно такими же, как в кинотеатре. Лавки стоят вдоль стены, в центре комнаты небольшое пространство свободного, покрытого плиткой пола. Напротив входа, за стеклом, как в кассе гастронома, стол дежурного с телефоном и рацией.