Периферия - [60]
Инжирчик облизнул пересохшие губы и выпалил:
— Это наговор!
— Ваша должность мне не нужна, чтобы на вас наговаривать.
— Вы, Николай Петрович, землю под собой раскаляете. Опасно это.
— Нарваться на разъяренного отца или брата тоже опасно. Не доводилось?
— Аллах миловал! — Саид Пулатович сделал вид, что устремляет взгляд к небу, затем опустил глаза долу.
— Вы хотя бы представляете себе, что такое в восемнадцать лет забеременеть вдали от дома, без шансов выйти замуж? Это беда, потрясение основ. Житейского опыта нет, воля не закалена, и вот вам результат: психика не выдерживает, самоубийство. Или самосожжение! Найдется ли тогда друг-приятель, который переложит ответственность с ваших плеч на свои? Да откуда вы взяли, что вам все дозволено? Вот вы Шоире орден посулили. Не за работу, за которую она достойна ордена. И до этого дошли, через все святое переступили. А теперь удивление изображаете: «Не любите! Не жалуете!» Да, не люблю. Не за что любить вас, вред от вас кругом.
— Я, простофиля, на Шоиру все валил. О бабу, мол, споткнулся! А это вы волну подняли. Разок прошвырнулись по цехам, углядели, что по углам не метено, и на меня, на меня! О вашей первой зацепочке скажите! Чтобы я на новом месте умнее был.
— Бездеятельность партийной организации. Равнодушный секретарь. Кстати, Сычеву в секретари вы рекомендовали.
— И товарищ Отчимов. Запомните, пожалуйста: и товарищ Отчимов. Да, мне нужен был такой секретарь. Поменьше прыти, побольше тишины. А Махкамова и об ордене раззвонила? Теперь в ваших глазах я полнейшее ничтожество.
Супруга Инжирчика, неслышно ступая, внесла ляган с бараниной и овощами. Саид Пулатович повелительным взглядом указал ей на дверь и от лягана с аппетитным мясом отмахнулся жестом крайнего пренебрежения. Она моментально его поняла и уплыла за портьеры, не поколебав воздуха.
— Вы не против, если мы нарушим ритуал? Мне, например, не до еды, а мои желания для меня закон. Недобрый вы человек. Аппетита лишили меня, спокойствия. Но, заметьте, я не лезу к вам с кулаками. Я приемлю вас таким, какой вы есть. Почему бы и вам не поступать так же? Элиту не отталкивать надо. Входите в наш круг и живите себе припеваючи.
— Вы элита? — безмерно удивился Николай Петрович.
— Да, а что?
— Папа многое предусмотрел. Еще в институте вас приняли в партию. Единственного на всем курсе.
— Копайте, копайте… себе на голову! Но вот вам свеженький примерчик. Внучка Отчимова учится с моим братом. На втором курсе юрфака стала кандидатом в члены КПСС. Продолжайте, пожалуйста!
— А вы не сбивайте меня. На низовых инженерных должностях вас долго не держали. Три, четыре месяца — и повышение. Директор вы теперь. Но это все равно что пустить в обращение деньги, не покрыв их товарной массой. Вы обесценили занимаемые вами должности.
— Вы так считаете? — удивился Саид Пулатович. — Вы первый так ставите вопрос. А помощники на что, специалисты?
— Если бы вы догадались иметь толковых помощников!
— Тут я промахнулся, самоуверенность подвела. Скажите, избрание Махкамовой секретарем — ваше дело? Вы ее разглядели? И все это безвозмездно?
— Почему же безвозмездно? Ни вы так не поступаете, ни я. У меня, например, осталось чувство исполненного долга.
— Вы что, не от мира сего? Не верю я вам. То, о чем вы разглагольствуете, для меня никакой ценности не представляет. Мой опыт говорит: чепуха все это, чушь несусветная, красное словцо, которое маскирует затаенное. Если вы думаете, что какой-то инструкторишко заезжий возьмет надо мной верх, так это у вас идет от полной оторванности от действительности. Но вы не кончили, а я не дослушал. Что вы предлагаете?
— Оглядеться вокруг себя предлагаю. Отец отцом. Но и сами вы должны собой что-то представлять…
— Я — Валиев, и в этом моя сила. Но мне понравилось ваше: «Оглядись вокруг себя». Образно, может стать поговоркой. Переоценкой ценностей пусть занимаются другие, те, у кого кишка тонка. О вас в городе уже нехорошее говорят. Откровенности какой-то требуете, нервозность создаете.
— Разве это так, Саид Пулатович? Вы до меня здесь наспотыкались, несостоятельность ваша всем глаза колет. Я с вами о чем сейчас говорю? О вас, о вашем завтрашнем дне. Элита! Позабудьте это слово. У нас давно равноправие, равенство граждан. Кто же позволит вам новые неравенства создать?
— Ой ли? — сказал Инжирчик и сладко прищурился.
Ракитин пожал плечами.
— Ой ли? — повторил Валиев. — Ну, ладно. Ведь так и должно быть по всем вашим теориям, с которыми вы идете от победы к победе. Но подведем черту под нашей затянувшейся встречей. Не кажется ли вам, что она нелепа? Чего вы добились? Сотрясения воздуха, и больше ничего. Я останусь таким, какой есть. Не приставайте ко мне со своими наставлениями. Я знать вас не хочу. Это сейчас я с вами разговариваю, потому что вы в доме моем. Наглость-то какая — заявиться без приглашения и качать права! Еще раз позволите себе что-нибудь такое… Вот вам полная ясность, гражданин правдоискатель! Не смею вас задерживать!
Саид Пулатович поднялся, проконвоировал гостя через комнаты, через сад и запер за ним калитку. Его упругие шаги прошуршали и угасли в непроницаемом мраке. Но ощущение угрозы еще долго витало в воздухе. «Итак, я не обучен правилам хорошего тона! — сказал себе Николай Петрович. — Меня не звали, а я пришел и пугаю. А ты, пенкосниматель, каким правилам обучен?» Ракитин почувствовал неудовлетворенность, почти бессилие. Он встретил упорное, обдуманное противодействие и не достиг цели. Такое произошло впервые за время работы в Чиройлиере. Да, если исключить взаимоотношения с Отчимовым, все у него шло слишком уж гладко. «Валиев не желает извлечь урок, — подумал он. — По его логике — сорвалось здесь, получится в другом месте. А по моей логике — и в другом месте сорвется». Неужто ничто не дрогнуло в циничной душе Инжирчика? Ничто? Еще как дрогнуло, еще как заколебалось! Вот и о смене вывески приходится беспокоиться. Николай Петрович знал, каким будет следующий его шаг. Он подготовит записку с фактами аморального поведения Валиева.
Герои повести Сергея Татура — наши современники. В центре внимания автора — неординарные жизненные ситуации, формирующие понятия чести, совести, долга, ответственности. Действие романа разворачивается на голодностепской целине, в исследовательской лаборатории Ташкента. Никакой нетерпимости к тем, кто живет вполнакала, работает вполсилы, только бескомпромиссная борьба с ними на всех фронтах — таково кредо автора и его героев.
Издательство Круг — артель писателей, организовавшаяся в Москве в 1922 г. В артели принимали участие почти исключительно «попутчики»: Всеволод Иванов, Л. Сейфуллина, Б. Пастернак, А. Аросев и др., а также (по меркам тех лет) явно буржуазные писатели: Е. Замятин, Б. Пильняк, И. Эренбург. Артелью было организовано издательство с одноименным названием, занявшееся выпуском литературно-художественной русской и переводной литературы.
Документальное повествование о жизненном пути Генерального конструктора авиационных моторов Аркадия Дмитриевича Швецова.
Издательство Круг — артель писателей, организовавшаяся в Москве в 1922. В артели принимали участие почти исключительно «попутчики»: Всеволод Иванов, Л. Сейфуллина, Б. Пастернак, А. Аросев и др., а также (по меркам тех лет) явно буржуазные писатели: Е. Замятин, Б. Пильняк, И. Эренбург. Артелью было организовано издательство с одноименным названием, занявшееся выпуском литературно-художественной русской и переводной литературы.
Основу новой книги известного прозаика, лауреата Государственной премии РСФСР имени М. Горького Анатолия Ткаченко составил роман «Воитель», повествующий о человеке редкого характера, сельском подвижнике. Действие романа происходит на Дальнем Востоке, в одном из амурских сел. Главный врач сельской больницы Яропольцев избирается председателем сельсовета и начинает борьбу с директором-рыбозавода за сокращение вылова лососевых, запасы которых сильно подорваны завышенными планами. Немало неприятностей пришлось пережить Яропольцеву, вплоть до «организованного» исключения из партии.
В сатирическом романе автор высмеивает невежество, семейственность, штурмовщину и карьеризм. В образе незадачливого руководителя комбината бытовых услуг, а затем промкомбината — незаменимого директора Ибрахана и его компании — обличается очковтирательство, показуха и другие отрицательные явления. По оценке большого советского сатирика Леонида Ленча, «роман этот привлекателен своим национальным колоритом, свежестью юмористических красок, великолепием комического сюжета».