Периферия - [62]
Первой молчание нарушила Катя:
— У моего ребенка должен быть отец. Одиночества я не вынесу. Без тебя мне ничего не надо.
— Маленькая! Ну, еще немного…
Ее рука, лежавшая на моем плече, напряглась, глаза заблестели.
— Милый! — сказала она тихо. — Ты меньше терзай себя, и все будет хорошо. Вспомни свои слова: «Ты нужна мне не на один день». Ты ведь думал так, ты от души говорил!
Я не тяготился ею даже в самые горькие, гнетущие минуты. Она же была как натянутая струна. Она считала, что ребенок удержит меня. На это она надеялась больше всего.
XXVI
Вечерело. Низкое солнце запутывалось в кронах яблонь, дробилось на радужные блики, бойко искрило. Мы сидели и пили чай вдвоем. Потом к нам присоединилась Авдеевна.
— Чай у тебя всегда председательский, — сказала она Кате, одаривая ее широкой улыбкой, в которой доброты было пополам с лукавством.
— Хороший чай — моя слабость.
— Вижу, вижу. Ты в него сахар не кладешь.
— Я заварку не экономлю.
— А то мы этого не умеем! Твоя заварка на Цейлоне выросла, моя — в Грузии. И на твоей пачке, и на моей указано: «Высший сорт». И цена одинаковая. Только мой «высший сорт» — для широких масс трудящихся, а твой — для лучших их представителей. Махнемся пачками? Тогда не я к тебе, а ты ко мне на чаепитие набиваться будешь. Макарыч! — возвысила она голос до крепких децибел. — Здесь цейлонский пьют!
— Кликнешь, когда русскую начнут, — отозвался Леонид Макарович из сарайчика, в котором что-то мастерил.
— Важная ты краля, Катька! — похвалила Авдеевна квартирантку, которую жаловала. — Простая одеженция на тебе, ситчик пестренький, а сидит, а смотрится! Любишь, любишь себя, негодница. Шьешь?
— Шью, — соглашалась Катя. — Машинку дадите в аренду — себе что-нибудь пошью и вам, так и быть, за амортизацию сложной бытовой техники.
— Дам! А матерьяла сама купи, ты модам обучена.
Им не надоедало сидеть друг против друга и говорить о самых простых вещах, которых мужчины никогда не касаются. Можно было не слушать, на другое они не переключатся. Житейские мелочи, вся эта пустяковщина-бестолковщина. Синица в руках — и радостно им, и весело. К журавлю в небе они тоже простирают длани, но уже индивидуально.
Я подумал, счастлива ли она, наша разбитная хозяюшка? Нескончаемая череда хлопот, то одно одолевает, то другое. Но что-то есть, и достаточно, она привыкла довольствоваться немногим. У других и в закромах поболе, и на столе послаще — разве это так важно, разве в этом суть? Она и Макарович. Странный, несуразный союз. Или тогда, когда он зародился, все выглядело по-другому? Вот и у их детей жизнь не сложилась. Родители, сами видевшие мало счастья, не смогли выучить детей быть счастливыми. Младшая, Ксюха, вся на виду, со всеми ее выкрутасами и исканиями, которых она стыдится, с протестами, которые так и перегорают в ней, потому что доводить их до сведения тех, кому адресует их душа, себе дороже. Муж ее непутевый, выпивоха и горлопан, глушил рыбу в каком-то озерце и погиб от запанибратского обращения с наворованной взрывчаткой. Близкий взрыв контузил его и вытолкнул из лодки. Мелко было в том месте, он мог на ноги встать и спокойно выйти на бережок. Но он скорчился, как ребенок в утробе матери, и тихо лег на ил и водоросли. Скрюченным его и подняли и долго не могли распрямить. Но Наденька оказалась под крылышком Авдеевны еще до этой трагедии. Авдеевна считала, что ребенку ни к чему видеть ссоры родителей. Она лелеяла внучку, как любимый цветок. Она все делала, чтобы Наденьке было получше, помягче, послаще, но воспитывала ее в строгости и хороших русских традициях уважения к труду, Надя и в магазин бегала, и полы драила, и картошку чистила, и от лука горького слезу пускала. Причем всю домашнюю работу исполняла беспрекословно и с тихой радостью, что может хоть чем-нибудь послужить бабуле. Обе души не чаяли друг в друге, но каждая по-своему.
Сын Авдеевны был лет на двадцать старше сестры, то есть еще довоенного образца. По словам Авдеевны, которая, в общем-то, не отличалась нетерпимостью, жена его была злее змеи подколодной, стерва из стерв, королева стерв, если бы конкурсы беспристрастные проводились по этой части. Она знала только себя, и все, с кем она имела дело, были призваны удовлетворять ее желания и потребности. Даже имени ее не произносила вслух мудрая и рассудительная Авдеевна. Но ничего ей не оставалось, как терпеть. В этой своей участи она не была одинока. Сын тоже терпел, ведь он сам нашел ее для себя.
Леонида Макаровича эти заботы обходили стороной. Сын и сноха были взрослые люди и жили как умели. Все остальные тоже жили как умели, и он — тоже. Его хобби была бражка. Приготовление бражки как ветром сдувало с него меланхолию. Тут он, отдыхая душой, начинал что-нибудь примурлыкивать и даже дирижировал сам себе, неловко, потешно, но очень самозабвенно.
Я перебирал все это в памяти, и тут пришла Ксения. После работы она купалась в Карагачах, загорала, снова купалась. Но потом что-то разладилось в ее компании, никуда ее на вечер не позвали, и она была настроена по-боевому.
— Я сегодня злая, — объявила она, но пиалу, на две трети наполненную ароматным чаем, с готовностью приняла из моих рук.
Герои повести Сергея Татура — наши современники. В центре внимания автора — неординарные жизненные ситуации, формирующие понятия чести, совести, долга, ответственности. Действие романа разворачивается на голодностепской целине, в исследовательской лаборатории Ташкента. Никакой нетерпимости к тем, кто живет вполнакала, работает вполсилы, только бескомпромиссная борьба с ними на всех фронтах — таково кредо автора и его героев.
Издательство Круг — артель писателей, организовавшаяся в Москве в 1922 г. В артели принимали участие почти исключительно «попутчики»: Всеволод Иванов, Л. Сейфуллина, Б. Пастернак, А. Аросев и др., а также (по меркам тех лет) явно буржуазные писатели: Е. Замятин, Б. Пильняк, И. Эренбург. Артелью было организовано издательство с одноименным названием, занявшееся выпуском литературно-художественной русской и переводной литературы.
Документальное повествование о жизненном пути Генерального конструктора авиационных моторов Аркадия Дмитриевича Швецова.
Издательство Круг — артель писателей, организовавшаяся в Москве в 1922. В артели принимали участие почти исключительно «попутчики»: Всеволод Иванов, Л. Сейфуллина, Б. Пастернак, А. Аросев и др., а также (по меркам тех лет) явно буржуазные писатели: Е. Замятин, Б. Пильняк, И. Эренбург. Артелью было организовано издательство с одноименным названием, занявшееся выпуском литературно-художественной русской и переводной литературы.
Основу новой книги известного прозаика, лауреата Государственной премии РСФСР имени М. Горького Анатолия Ткаченко составил роман «Воитель», повествующий о человеке редкого характера, сельском подвижнике. Действие романа происходит на Дальнем Востоке, в одном из амурских сел. Главный врач сельской больницы Яропольцев избирается председателем сельсовета и начинает борьбу с директором-рыбозавода за сокращение вылова лососевых, запасы которых сильно подорваны завышенными планами. Немало неприятностей пришлось пережить Яропольцеву, вплоть до «организованного» исключения из партии.
В сатирическом романе автор высмеивает невежество, семейственность, штурмовщину и карьеризм. В образе незадачливого руководителя комбината бытовых услуг, а затем промкомбината — незаменимого директора Ибрахана и его компании — обличается очковтирательство, показуха и другие отрицательные явления. По оценке большого советского сатирика Леонида Ленча, «роман этот привлекателен своим национальным колоритом, свежестью юмористических красок, великолепием комического сюжета».