Перекресток версий. Роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» в литературно-политическом контексте 1960-х — 2010-х годов - [63]
Иронизировал Ерофеев. Примечательно же, что Вознесенского опять не упомянул. Это объяснимо: лауреат Государственной премии не грозился выйти из ССП, а Битов, Искандер и Ахмадулина публично обещание дали, но о выходе не заявили.
Впрочем, хватило исключения Ерофеева и Попова. «Метропольский» скандал и так был весьма масштабным — в 1979 году. Возможно, это и предотвратило другие карательные меры.
Как известно, Аксенов получил вскоре приглашение одного из университетов США — занять должность преподавателя русской литературы. Выехал официально, вместе с семьей, предполагалось, что в командировку на два года. Но почти сразу был лишен советского гражданства. Стал американским профессором, книги там публиковал. Беспрепятственно печатались за границей Ерофеев, Попов, Липкин и Лиснянская. К уголовной ответственности их не привлекали, хотя угроза оставалась актуальной — до упомянутой выше «перестройки».
С ее началом ситуация менялась быстро. В итоге альманах был издан на родине составителей. Проект завершился триумфом.
О триумфально завершенном проекте «метропольские» организаторы неоднократно рассказали в печати. С подробностями. А ясности, подчеркнем, нет и ныне. Есть лишь история о борьбе сил добра и зла в ССП.
Потому вернемся опять к реальности. В 1977 году, когда Ерофеев, Попов и Аксенов обсуждали проект «Метрополь», даже «бульдозерный» алгоритм не позволил бы изменить базовое условие советского литературного процесса — разрешенность. Не было в СССР издательства, которое согласилось бы выпустить несанкционированный альманах. Значит, неизбежен контакт с иностранными издателями, далее — скандал и «разгром».
Иной перспектива могла быть лишь в случае предварительной договоренности. Например, с Кузнецовым, согласовавшим инициативу в инстанциях вышестоящих. Рискнувшим — в надежде на успех. Однако «метропольские» организаторы о подобного рода переговорах не сообщали.
Допустим, в 1977 году Ерофеев, Попов и Аксенов, решив напечатать отвергнутое редакциями либо вовсе утаенное от редакторов-цензоров были готовы рискнуть писательским статусом. Предположим, тогда же Липкин с Лиснянской приняли аналогичное решение, хоть вероятность еще меньше. Почти что нулевая. Но вовсе не верится, чтобы готовность к такому риску проявили Искандер, Битов, Ахмадулина и Вознесенский.
Безусловно, «верится»/«не верится» — не аргумент. Однако не только «метропольцы» пренебрегали неписаными правилами: Кузнецов почти год словно бы не замечал «метропольскую» инициативу.
Ладно, пусть не замечал — сам. Так нашлось бы кому привлечь его внимание к проекту, долго обсуждавшемуся за столами ресторана ЦДЛ. Подчеркнем еще раз: все московские писательские начальники знали о подготовке альманаха.
Секрета и не было. Это акцентировал В. Г. Перельмутер — в письме нам: «Дело прошлое, но лет 15–20 назад меня немало забавляли все те конспирологические истории, которыми в „перестроечные“ времена обросла история этого альманаха».
Речь шла о публикациях в советской и эмигрантской периодике. Соответственно, Перельмутер отметил: «Никого не осуждаю. Боже упаси! В конце-то концов, мифотворчество — совершенно законный в литературе жанр (и в ее истории — тоже)».
Он жил тогда в Москве, стал очевидцем. По его словам, «в конце семидесятых, когда собирался этот альманах, о том, что сие происходит, в ЦДЛ, по-моему, не знали разве что мыши да профессионально-глухие официанты. Все ведь делалось вполне открыто. Как и то, что было известно: издавать альманах будет Карл Проффер, по-прежнему то и дело бывавший в Москве (несмотря на то, что уже не была тайной его роль в отъезде и обустройстве „американской“ судьбы Бродского)».
Сложилось тогда впечатление, что составители альманаха и, так сказать, волонтеры, предлагавшие коллегам участвовать в затее, не считают ее даже отчасти рискованной. Уверенность, например, демонстрировал Рейн, друг юности Бродского.
Он в ресторане ЦДЛ подходил к столам, беседовал с поэтами-переводчиками. Автору письма, а также Ю. П. Мориц и А. А. Штейнбергу «предлагал, да что там — уговаривал дать стихи в „Метрополь“, называл — кто уже дал, убеждал, что никаких неприятностей от сего быть не может».
Другие, скажем так, волонтеры, тоже демонстрировали уверенность в успехе. Перельмутер отметил: «И от прозаиков, общавшихся тогда с Аксеновым, слышал подобное. Вроде бы тогда же, за столом, прозвучало, что это будет нечто вроде „Тарусских страниц“, только „лучше“. И, в отличие, скандала никакого не будет».
Изменения не предвиделись. Нет и оснований предполагать, что планировался обман. Соответственно, Перельмутер указал: «И еще — соображение в пользу изначальной „легальности“ альманаха. Не могу судить, рискнули бы в чем таком „нелегальном“ участвовать только-только входившие, не без трудов, в СП Виктор Ерофеев и Евгений Попов, не был и по сию пору толком не знаком ни с тем, ни с другим, так что об ихнем мужестве не имею представления. Но совершенно уверен, что Семен Израилевич Липкин очень-очень-очень вряд ли пошел бы на публикацию в „проекте“ столь рискованном, как он теперь описан, а коли не согласился бы он, то и Лиснянская приняла бы участие едва ли. С Липкиным я к той поре был знаком довольно-таки давно. И точно знал, КАК он опасался не только „нелегальной“ публикации своих сочинений за границей (что, он понимал, закрывало возможность печатать их в СССР), но даже и хождения отдельных, „штучных“ текстов своих в самиздате (несколько раз наблюдал его реакцию на подобные случаи, да и близкому другу своему — Аркадию Штейнбергу — Липкин говорил, что „воспитан в уважении к изобретению Гутенберга“ и хочет печатать книги там, где живет, пусть даже со всякими цензурными вымарками, а их в его книгах бывало немало). А тут он и Штейнбергу не только поведал о готовящемся „Метрополе“, но и как бы — не прямо, конечно, — намекнул, что было бы неплохо, кабы и Аркадий поучаствовал (опять же организатор и вдохновитель „Тарусских страниц“ — чем не рифма)…».
