Перекресток версий. Роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» в литературно-политическом контексте 1960-х — 2010-х годов - [62]

Для большинства собравшихся именно солидарность вызванных имела значение. А вопросы, как отметил Ерофеев, «были обычные, гнусные: как додумались до такого мерзостного дела? понимаете, какой ущерб нанесли стране? как относитесь к тому, что ваше имя используется на Западе реакционными кругами? кто вас на это подвигнул? Они хотели свалить все на Аксенова. Попов сказал, что ему тридцать три года, он может сам отвечать за свои поступки и никто его не „двигал“, он не шкаф, чтобы его двигать».

Дерзость мало что меняла. Главное — Попов не каялся. И Ерофеев тоже. Его, как он подчеркнул, «сразу спросили: считаете ли вы, что участвовали в антисоветской акции? Я понял — шьется дело: участие в антисоветской акции — это 70-я статья, а не прием в Союз писателей».

Имелась в виду статья 70 УК РСФСР. В соответствии с этой нормой права, как отмечено выше, были осуждены Синявский и Даниэль. Резолюция литературных функционеров сыграла бы роль своего рода экспертного заключения для следствия и суда.

Но в ЦК партии не предусматривался такой вариант. Он был лишь обозначен. Возможно, цель — припугнуть все еще дерзивших Попова и Ерофеева. Их выслушали, после чего объявили перерыв. Долгий.

Надо полагать, Кузнецов с меньшинством спорил, настаивая на исключении. А потом, как рассказывал Попов, его и Ерофеева «завели вдвоем, чтобы зачитать приговор: ничего не поняли, не осознали, никаких выводов из случившегося не сделали».

Кузнецов победил. И не только он. Как счел нужным отметить Ерофеев, после заседания, когда «все уже расходились, Михалков нам шепнул: „Ребята, я сделал все, что мог, но против меня было сорок человек…“ Может быть, в тот раз он действительно не был главным погромщиком?»

Главную роль, понятно, сыграл не Михалков, давно решивший все карьерные задачи. Не он публично рассуждал о карах, ему такой итог был и не нужен. Кузнецову же выгоден: на своем настоял, авторитет утвердил. И солидаризовавшиеся с «погромщиком» функционеры отстояли функционерские права. Как выше отмечалось, распределять и властвовать.

Непредвиденные изменения

21 декабря 1979 года все формальности соблюдались. Ерофеев и Попов были уже официально исключены из ССП.

Однако не это обусловило разгром «Метрополя». Важнее — события не столь заметные.

Прежде всего, коллеги разочаровали инициаторов проекта. Среди «погромщиков» оказались и те, от кого не ждали ничего подобного.

Исключенных не удивило, что усердствовал литературный функционер Н. Е. Шундик. Ему и по статусу полагалось, и репутация соответствовала. Иная, к примеру, у Д. А. Гранина, а он не воспротивился исключению.

С горечью вспоминали о разочаровании даже и десятилетия спустя. Попов сообщил, что в ходе заседания «отдыхал зрением на интеллигентнейшем, вдумчивом лице известного, ныне демократического ленинградского писателя Даниила Александровича Гранина. Пока Шундик не подытожил в конце: „Правильно сказал Даниил Александрович Гранин: в Союзе писателей им делать нечего“. Я при этих словах еще раз посмотрел внимательно на Даниила Александрыча, а он так это — раз, и глазки убрал».

Можно еще допустить, что вел свою интригу. Не противореча кузнецовскому большинству, пытался хотя бы смягчить «приговор». Так, Ерофеев отметил, что «Шундик зачитал решение (в редакции Д. Гранина): мы исключаемся из Союза писателей на неопределенное время».

Это важное уточнение — «на неопределенное время». Значит, не вовсе, а как проштрафившиеся спортсмены, которых судейская коллегия временно отстранила от соревнований. Из чего следует: в перспективе, пусть и не вполне ясной, возвращение.

Но даже Гранин солидаризовался с большинством. Формально. По словам Попова, какие после этого «могут быть претензии к Верченке? Да и к Михалкову. Михалков напоследок нам сказал вполголоса: „Ребята, я сделал все, что мог, но против меня сорок человек“».

Итог обсуждения печальный. Ерофеев вспоминал, что были и требовавшие восстановить исключенных. А после заседания «кое-кто из участников погрома подходил к нам, пожимал руки. Потом мы узнали, что голосовали единогласно».

Да, на следующий день Аксенов заявил официально, что выходит из СП, и руководству этой организации отправил почтой свой писательский билет. Лиснянская с Липкиным тоже, хоть и несколько позже. Однако их примеру не последовали Искандер, Битов и Ахмадулина.

Это и был разгром. Дистанцировались недавние единомышленники, обещавшие поддержку.

Ерофеев попытался объяснить такой результат. В цитируемой статье утверждал, что он и Попов «написали письмо друзьям с призывом не выходить из Союза, не обнажать левого фланга литературы. Битов, Искандер и Ахмадулина нас послушались». Но «письмо друзьям», как говорится, хорошая мина при плохой игре. В переписке нужды не было: все жили в столице, у каждого — домашний телефон. Потому и смысла не имело документировать «призыв». Не почтой же рассылать его по адресатам. Заинтересовать он мог лишь иностранных журналистов — как подтверждение «метропольского» единства.

Можно сказать, заинтересовал. Нашлось искомое подтверждение «метропольского» единства. Но как раз тогда его не было. Кстати, Ерофеев — в другой публикации той же статьи — характеризовал решение «друзей» несколько иначе: «Битов, Искандер и Ахмадулина нас