Перекресток версий. Роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» в литературно-политическом контексте 1960-х — 2010-х годов - [44]

Акция было именно ответом Солженицына. Что он и подчеркнул в предисловии: «Со стеснением в сердце я годами воздерживался от печатания этой уже готовой книги: долг перед еще живыми перевешивал долг перед умершими. Но теперь, когда госбезопасность все равно взяла эту книгу, мне ничего не остается, как немедленно публиковать ее».

В советской периодике нобелевскому лауреату, инкриминировали предательство. «Измену родине», если следовать юридической фразеологии.

Эмигрантское издательство ответило на публикацию книги нобелевского лауреата новым тиражом гроссмановской повести, где «лагерная тема» — доминирующая. Вновь было обозначено, что не Солженицын первым к ней обратился.

Третий раз издательство «Посев» опубликовало повесть в 1974 году. Допустим, что как раз тогда и разошелся второй тираж. Значит, его удалось продать втрое быстрее первого. Так ли — можно спорить. Зато бесспорно, что очередная публикация гроссмановской повести опять хронологически совпала с обсуждением в эмигрантской периодике весьма значимого события — ареста Солженицына. Он, как известно, был лишен советского гражданства и 13 февраля 1974 года доставлен в ФРГ самолетом.

Это стало очередной победой Солженицына. Он решил еще одну задачу репутационного характера: мог сказать, да и говорил позже, что не эмигрировал, не поддался на уговоры, не уступил явным угрозам, но был насильственно вывезен из страны.

Примечательно, что в предисловии к посевовскому изданию 1974 года сопоставлен литературный опыт Гроссмана и депортированного нобелевского лауреата. О журнальной публикации романа «За правое дело» сказано, что это была сенсация, «которую можно в какой-то мере сравнить с сенсацией, вызванной десять лет спустя повестью „Один день Ивана Денисовича“ А. Солженицына: бурное восхищение первых дней быстро сменилось дружной травлей партийной критики».

Гроссмановскую повесть издательство «Посев» более не публиковало. Были позже издания, только выпускались они другими издателями.

Такое пренебрежение кажется странным. По крайней мере, на первый взгляд. Столько усилий потратило издательство «Посев», в двух журналах рекламировало повесть, распространяло даже заведомо ложные сведения, обосновывая свои исключительные права на издания и переводы, а потом вдруг утратило интерес к проекту.

На самом деле все закономерно. Интрига удалась лишь отчасти: солженицынское первенство в области «лагерной темы» было оспорено, полемика же не получилась. Спорить с публикаторами гроссмановской повести не стали, ее попросту игнорировали.

Лишь таким образом и можно объяснить упомянутые выше хронологические совпадения и пресловутое «замалчивание». Равным образом, то, что с 1974 года повесть Гроссмана уже не интересовала издательство «Посев».

Очередные загадки

Как известно, осенью 1974 года начался выпуск нового ежеквартального парижского журнала «Континент». Редакцию возглавлял писатель В. Е. Максимов, недавний советский эмигрант.

Войнович издавна приятельствовал с Максимовым. О чем, кстати, рассказал в мемуарной книге. Позже их пути разошлись. Ни дружбы не было, ни вражды, остались деловые отношения. Идеологические разногласия серьезны, различие характеров тоже немалую роль сыграло.

Максимов эмигрировал в 1974 году. Войнович, к этому времени уже считавшийся диссидентом, был исключен из ССП.

Именно Максимову отправил Войнович роман Гроссмана. О чем тоже рассказал в книге.

Есть такого рода сведения и в различных интервью. К примеру, в документальном телесериале режиссера С. А. Головецкого «Рукописи не горят». Роману «Жизнь и судьба» посвящен четвертый фильм. По российскому телевидению он впервые показан в 2008 году[108].

Войновичем описаны и обстоятельства, предшествовавшие отправке рукописи. По его словам, «был сосед — Семен Израилевич Липкин, известный поэт, переводчик. Он часто гулял во дворе. Однажды я откуда-то возвращался домой, увидел одиноко гуляющего Липкина, поздоровался с ним, он ко мне подошел и говорит: „Вы знаете, у меня к Вам есть очень серьезный разговор. Только, конечно, между нами“ Я говорю: „Ну, разумеется“. Он говорит: „Вот у меня есть одна рукопись, которую, вот, хорошо бы…“ Я говорю: „Гроссман?“ Он так сначала вздрогнул даже, потом говорит: „Да, Гроссман“. Я говорю: „Давайте немедленно“. Это огромный роман — 1000 страниц, передать это просто целиком сложно, значит, надо было сделать, очевидно, фотокопию, то есть, ну, на пленку снять, микрофильм сделать. Я взял свой „Зенит“, разложил эти листки на полу и стал фотографировать. Но при плохом свете, при неумении… В общем, сфотографировал и через кого-то из иностранцев отправил это на Запад Владимиру Максимову».

Отметим, что упомянутый фотоаппарат «Зенит» считался в 1974 году почти что профессиональной техникой. «Самиздатовскими» активистами использовался часто. Но тысяча страниц — уж очень много. Для копирования такого объема нужны дополнительные технические приспособления. Штатив, к примеру, лампы подсветки. Да и без помощников трудно обойтись.

Чтобы сделать тысячу кадров, требовалось примерно тридцать кассет фотопленки, продававшихся в специализированных магазинах. Копирование в одиночку, понятно, многочасовая кропотливая работа. Но и съемка лишь полдела. Затем нужно было проявить и просушить негативы, свернуть весь материал в более или менее компактную бобину. Даже и не одну, если учитывать объем гроссмановской рукописи.