Боль в ноге билась толчками. Толик сопротивлялся ей, но она уже протянулась через голень и бедро, пронзила бок. Уже не было сил прокаливать нож и надрезать укус. Он боялся, что прокушена вена и яд через кровь попадет в сердце… Появление из дерева того самого силуэта показалось ему бредом. Боль как-то быстро сошла, лишь слегка покалывало щиколотку. Лорка что-то говорила, удерживая одной рукой пса, а другой обнимая леснянку. Толик не поверил, принял это за продолжение бреда и, если бы не березовый ствол за спиной, повалился бы на спину, чтобы ничего этого не видеть и тихо ожидать возвращения боли. Но раз уж он не мог ни отвернуться, ни упасть, он вынужден был смотреть, как его малолетняя племянница налаживает дипломатию:
— Тави — хорошо! Тьоу — хорошо! Человек — хорошо!
— Я пойду, — спохватилась тавинка.
— Приходи завтра, — попросила Лорка. — Я буду ждать!
— Завтра. Хорошо — завтра…
Тьоу поднялась, прошла через ствол, и Толик, который слышал только Лоркин голосок и не понимал ответов гостьи, неотличимо похожих просто на шелест листвы, внезапно уловил в себе неясный, но заметный след в виде смутно рождающихся стихов. Он прижался теснее к березке плечом, зашептал:
Раскрой мне свои ладони, деревце:
Я хочу быть с тобой на «ты».
Со мною солнце, земля и дождик делятся,
Отливаясь в твои плоды.
Ты — памятник жизни,
Ты мое право надеяться,
Ты — формула высоты…
Раскрой мне ладони и сердце, деревце,
Я хочу быть с тобой,
Как с любимой, на «ты»…
Тьоу отделилась от ствола и на цыпочках отошла к замершему в отдалении Миччи.
Грагги на Поляне ударили третий раз.
* * *
Журнал "Уральский следопыт", № 4 за 1974 г.
Иллюстрации Евгении Стерлиговой.