Партизанская музыка - [43]

— Николаев, не вспоминай! — с болью выкрикнул Малюк. — Не время и не место!

— Прости, комиссар! И ты, командир, прости! Может, ты всего не знаешь… Это и лучше — не знать… Вот уж не думал, что начхоз сохранит эту штуку! Думал, ее выбросят в первое же болото, как только мы на свою сторону выйдем… А она, оказывается, цела…

— Оружие-то чем виновато, Николаев? — примирительно сказал Суровцев, но сам с неприязнью покосился на лежавший между ним и Малюком пистолет.

— Будем, командир, виноватых искать — далеко зайдем. А нам еще воевать и воевать…

— У тебя всё, Николаев? — мрачно спросил Суровцев.

— Всё, командир… Извини, не хотел, так получилось!

— За здоровье Малюка! — строго, как приказ, произнес Суровцев, комиссар двинулся в обход стола, все стали чокаться с ним, но тут появился дежурный по отряду — командир второго взвода Григорьев. В начале вечера он сидел со всеми, потом незаметно вышел и теперь прямо с порога громко возвестил:

— Комиссар, ребята обижаются. «Чапаевцы» в клубе все до одного, и Филиппов там. А наши как бедные родственники! Кое-кто даже вернулся. Ты ведь что-то обещал им.

Малюка эти слова как хлыстом стеганули: с рюмкой в руке он растерянно моргал, покусывал губу, потом быстро глянул на часы:

— Командир, время еще есть! Я действительно обещал сегодня в клубе нашу музыку. Через два часа мы будем здесь…

— Валяйте, — махнул рукой Суровцев.

— Ну кто со мной? — обрадовался Малюк. — Матвеев, бери гармонь! Астахов, Николаев — вы идете?

Шумной ватагой, надевая на ходу полушубки, вывалились на мороз, торопливо зашагали по тропке к лесозаводу.

II

В клубе действительно верховодили «чапаевцы».

На крохотной сцене одиноко возвышался с гармонью в руках Саша Северюхин, а внизу, в такт быстрому фокстроту, двигалась, кишела, суетилась в поисках свободного пространства плотная толпа, в которой сквозь дым самокруток едва различались танцующие пары. Незанятые поселковые девушки робко жались по углам, то ли ожидая очереди, то ли опасаясь происходящего. Танцевали в полушубках и ватниках, и над разгоряченной толпой то и дело взмывал, перекрывая гармонь, голос комиссара отряда имени Чапаева Филиппова:

— Чапаевцы! Больше жизни!

Сам он, как видно, в танцах не был горазд, но, стоя в центре зала, придерживал за талию красивую брюнетку в черном жакете, поворачивал из стороны в сторону рыжеватую голову и подбадривал других:

— Живей, ребята! Не ударь в грязь лицом!

Малюк, увидев это, остановился у самой двери. Кто-то из наших хотел пройти в зал, но комиссар одернул его:

— Стоп! Погоди!

Помедлив с минуту, Малюк быстро скинул шинель, сунул ее Димке, стремительно, расправляя на ходу гимнастерку, пробрался к сцене, легко вспрыгнул на нее, что-то сказал Северюхину, и гармонь резко смолкла. Весь зал замер: ни голосов, ни смеха, ни шарканья валенок по затертому до черноты полу. Все в недоумении смотрели на сцену, где маленький, подтянутый, строгий Малюк, в военной форме со знаками различия и с поблескивающим на груди орденом Красной Звезды, стоял с поднятой вверх рукой и как бы не знал, что делать дальше.

— Прошу внимания!

Этого можно было бы и не просить — и без того ждали чего-то необыкновенного…

— Товарищи! Бойцы и командиры отряда «Боевые друзья» горячо поздравляют своих соседей, славных «чапаевцев», а также всех трудящихся и жителей поселка с наступающим Новым годом!

— «Чапаевцы»! — загремел хмельной голос Филиппова. — Взаимно гип-гип-ура! Гип-гип-ура-а-а!

Несколько голосов поддержали Филиппова, и он с распростертыми объятиями ринулся к сцене:

— Гриша! Друг боевой! Я тоже речь скажу!

Малюк уклонился от объятий, слегка отступил в сторону и, набирая твердость в голосе, объявил:

— Вечер продолжается! Устанавливается следующий порядок! В зале не курить! Танцевать только без верхней одежды! Нарушители будут немедленно удаляться. Музыка пополам — один танец ваш, другой — наш! Согласны? Матвеев, давай сюда нашу музыку!

— Пошли! — толкнул меня в бок Димка, и мы двинулись к сцене, с гордостью замечая, что перед нами расступаются, дают дорогу, освобождая проход к сцене, где Малюк продолжал стоять и не замечал наливавшегося гневом Филиппова.

— Малюк! Ты по какому праву тут раскомандовался? Ты почему позволяешь себе?

— Погоди! — Малюк коротко глянул на Филиппова. — Дай навести порядок! Ну что, ребята? Кто первый? — обернулся к нам с Северюхиным.

Мы не глядели друг на друга и оба ощущали неловкость. Совсем недавно Северюхин был в спецшколе помощником командира взвода, в котором я служил рядовым курсантом. Мягкий, рассудительный и даже застенчивый — его было за что нам и любить, и уважать, но с тех пор как мы увидели на его груди орден Красного Знамени, да еще Саша оказался гармонистом, то мы просто души в нем не чаяли. Помню, я замирал от радости, когда он обращался ко мне, даже если это было обычным приказанием.

А тут нас посадили бок о бок, и мы должны вроде бы состязаться! Как тут мне не краснеть, не смущаться, не чувствовать одеревенелости в пальцах!

Северюхину, видно, тоже было не по себе из-за своего шумного подвыпившего комиссара:

— Ва-а-льс! — протяжно объявил Малюк. — Кавалеры приглашают дам. Ва-а-льс!