Пароход идет в Яффу и обратно - [69]
С давних пор в колонии Кадимо утвердился на собраниях такой обычай. Сторожа садились налево, новые поселенцы — направо. Так было и сейчас. Письмо Броуна было написано на разговорно-еврейском языке, запрещенном в колонии. Новый поселенец, читавший послание, на ходу переводил его на древнееврейский язык. Он читал медленно, но, несмотря на это, его часто останавливали и просили повторить прочитанные строки.
«Мои далекие друзья! — так начиналось письмо Броуна. — Прежде всего я должен отвергнуть все слухи об ужасном климате Биробиджана: в среднем он приблизительно равен климату Украины, которую многие из вас очень хорошо знают…»
Здесь мистер Броун подробно рассказал о результатах обследования американской комиссии Икора, в которой он участвовал.
— Прочти еще раз, — сказал один из сторожей.
Слушали молча, внимательно и на правых, и на левых скамьях.
— Ничего особенного, — вдруг сказал один из сторожей, — нам здесь было куда труднее.
На правых скамьях удивились, но тот же голос с левых скамей продолжал:
— Я верю мистеру Броуну, и мне кажется, что биробиджанские трудности — только половина наших трудностей. Не знают же молодые, как нам было тяжело, как косили нас малярия и туберкулез, как мы годами таскали камни и двадцать раз отвоевывали у скал один и тот же клочок…
Его слушали с почтением, но все испуганно оглянулись, когда чей-то голос на правых скамьях произнес:
— Нам и сейчас нелегко.
Похоже было, что сказавший сам испугался своих слов. Он умолк. Было робкое и стыдливое молчание, пока другой голос с правых скамей не сказал:
— Действительно, друзья! Разве нам сейчас не тяжело? Я понимаю, что мы не пережили того, что пережили вы, сторожа пустыни. Но разве нам сейчас не трудно?
Люди, которые так часто ссорились, вдруг почувствовали необыкновенную близость друг к другу, и, возможно, все шумно разговорились бы, если бы один из новых халуцим не произнес фразы, повергшей всех в длительное молчание.
— Декларацию советской власти, — сказал он, — пока еще никто не отменил, а декларацию Бальфура мы уже похоронили по первому разряду.
Еще недавно человека, сказавшего такие слова, изгнали бы из колонии, а сейчас ему никто не возразил. Единственным способом возражения оказалось общее молчание. Было оно таким долгим и тягостным, что трудно понять, что же это: возражение или смущение!
— Читай дальше, — сказал наконец кто-то.
И опять слушали молча и внимательно.
«Далекие друзья! — писал мистер Броун. — Я верю в будущее Биробиджана. Вы мне можете сказать, что когда-то я верил и в Палестину, но я вам отвечу, что то была вера, основанная на мечтах, а здесь — вера, основанная на фактах…»
— Повтори, — сказал голос на левых скамьях.
Не было надобности в повторении, так как дальше Броун разъяснял свою мысль:
«Я позволю себе сказать следующее: на Палестину мы много надеялись и мало от нее получили. Я уверен, что Биробиджан даст гораздо больший эффект в будущем, чем даже тот, которого ожидают его поклонники…»
Новый поселенец читал дальше. В комнате было дымно, душно. Никогда колонисты так много не курили. Письмо вышло из Биробиджана осенью и получилось в Кадимо в начале зимы. А начало зимы ознаменовалось дождями, и нельзя было выйти на свежий воздух. В комнату заходили жены и дети и удивленно смотрели на мирно настроенных мужей. Они сидели друг против друга рядом и молчали. Жены хорошо изучили своих мужей и знали два разных молчания: враждебное и дружелюбное. Они сразу поняли это молчание. Оно было дружелюбным.
Кто-то сказал:
— Выпьем вина.
Кто-то пошутил:
— Почему бы нам и в самом деле его не распить, если так трудно продать?
В дымную комнату проникали лимонные запахи. Дождь омыл деревья, и они наполнились свежим ароматом. Кто-то запел, но никто его не поддержал. Поговорили о вине, но все же решили его не доставать. Поздно разошлись по своим домикам. Месили в темноте размокшие дороги. Кто-то сказал:
— Очень интересное письмо.
Все обернулись.
Затем пожелали друг другу спокойной ночи.
Глава двадцать четвертая[32]
Великий сатирик Шолом-Алейхем опубликовал в первые годы нашего столетия рассказ об одном кротком местечковом раввине, которого вдруг потянуло домой. Маленький раввин как-то неожиданно загрустил и, кажется, заплакал. Его спросили: какая причина?
— Соскучился по дому, — ответил он, — захотелось домой.
Все знали, что всю свою долгую жизнь маленький раввин прожил в местечке и не выезжал оттуда со дня рождения. Но все поняли, по какому дому он соскучился. Домой — это значило: туда, в страну трех праотцов и четырех праматерей. Поняли и умилились. О, неспроста его потянуло, неспроста! Здесь большой смысл.
Неспроста написал этот полушутливый-полусентиментальный рассказ всегда сатирический Шолом-Алейхем. То было время, последовавшее за траурными годами погромов. Пятна крови и позора навсегда запачкали города империи, расположенные в черте оседлости: Екатеринослав, Одессу, Кишинев. В те годы старики еще больше приуныли, а среди молодежи появилось множество сторонников Теодора Герцля и Жаботинского, которые звали домой немедленно, сегодня же, они торопили и угрожали и ежечасно произносили клятву Йегуды бен Галеви: «Да отсохнет моя правая рука, если я забуду тебя, Иерусалим»
В рассказах, составивших эту книгу, действуют рядовые советские люди - железнодорожники, нефтяники, столяры, агрономы, летчики. Люди они обыкновенные, но в жизни каждого из них бывают обстоятельства, при которых проявляются их сообразительность, смелость, опыт. Они предотвращают крушения поездов, укрощают нефтяные фонтаны, торопятся помочь попавшим в беду рабочим приисков на Кавказе, вступаются за несправедливо обиженного, отстаивают блокированный Ленинград и осажденную Одессу. События порой необыкновенные, но случаются они с самыми простыми людьми, не знаменитыми, рядовыми.
Издательство Круг — артель писателей, организовавшаяся в Москве в 1922 г. В артели принимали участие почти исключительно «попутчики»: Всеволод Иванов, Л. Сейфуллина, Б. Пастернак, А. Аросев и др., а также (по меркам тех лет) явно буржуазные писатели: Е. Замятин, Б. Пильняк, И. Эренбург. Артелью было организовано издательство с одноименным названием, занявшееся выпуском литературно-художественной русской и переводной литературы.
Документальное повествование о жизненном пути Генерального конструктора авиационных моторов Аркадия Дмитриевича Швецова.
Издательство Круг — артель писателей, организовавшаяся в Москве в 1922. В артели принимали участие почти исключительно «попутчики»: Всеволод Иванов, Л. Сейфуллина, Б. Пастернак, А. Аросев и др., а также (по меркам тех лет) явно буржуазные писатели: Е. Замятин, Б. Пильняк, И. Эренбург. Артелью было организовано издательство с одноименным названием, занявшееся выпуском литературно-художественной русской и переводной литературы.
Основу новой книги известного прозаика, лауреата Государственной премии РСФСР имени М. Горького Анатолия Ткаченко составил роман «Воитель», повествующий о человеке редкого характера, сельском подвижнике. Действие романа происходит на Дальнем Востоке, в одном из амурских сел. Главный врач сельской больницы Яропольцев избирается председателем сельсовета и начинает борьбу с директором-рыбозавода за сокращение вылова лососевых, запасы которых сильно подорваны завышенными планами. Немало неприятностей пришлось пережить Яропольцеву, вплоть до «организованного» исключения из партии.
В сатирическом романе автор высмеивает невежество, семейственность, штурмовщину и карьеризм. В образе незадачливого руководителя комбината бытовых услуг, а затем промкомбината — незаменимого директора Ибрахана и его компании — обличается очковтирательство, показуха и другие отрицательные явления. По оценке большого советского сатирика Леонида Ленча, «роман этот привлекателен своим национальным колоритом, свежестью юмористических красок, великолепием комического сюжета».
Рассказ об островах Курильской гряды, об их флоре и фауне, о проблемах восстановления лесов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.