Парижская мода. Культурная история - [86]
Французы молчаливо смирились с британским импортом молодежной культуры; они называли ее модой yé-yé (ориентируясь на песни «Битлз») и «английским стилем» (le style anglais). Хотя французская модная пресса не спешила признать новую моду чем-то большим, нежели простым подростковым увлечением, французские дизайнеры в конце концов были вынуждены принять вызов. В отсутствие собственной аутентичной молодежной культуры некоторые французские модельеры использовали футуристические образы как метафору молодежного стиля. Андре Курреж и Пьер Карден сделали себе имя, создавая модели в стиле «космического века». После десяти лет работы ведущим модельером в доме Balenciaga Курреж в 1961 году открыл собственный модный дом. Однако его положение по-настоящему упрочилось после появления его весенне-летней коллекции 1965 года, включавшей в себя серебряные брюки «лунная девушка» и белые мини-платья с подходящими кожаными сапогами, шлемами и солнцезащитными очками. Во Франции новый стиль назвали «революцией Куррежа».
«Именно я изобрел мини, – настаивал Курреж. – Мэри Куант лишь коммерциализировала эту идею», на что Куант с уверенностью заявляла: «И в этом все французы. Я не против, но я помню это иначе. Мода, как я ее вижу, неотвратима. Не я и не Курреж изобрели мини-юбку – это сделали девушки с улицы»[514]. Конечно, девушки с улицы никогда не смогли бы позволить себе мини-юбки от Куррежа, однако француженки вполне обходились недорогими моделями мини. Журналисты опрашивали знаменитостей: «Вы за „мини“ или против?» Коко Шанель, которая в 1920‐е годы прославилась тем, что шила самые короткие юбки в Париже, объявила, что «мини» – «неприличный, нескромный» стиль, который не подходит даже юным девушкам. Сен-Лоран, напротив, заявил: «Я обожаю свою эпоху, yé-yés, бутики… Костюм Шанель подобен костюму эпохи Людовика XIV, потрясающий документ»[515].
«Высокая мода мертва»
Готовая одежда, или «конфекцион», существовала во Франции на протяжении целого столетия; эта индустрия, однако, была небольшой и не слишком амбициозной. Кроме того, она почти целиком принадлежала евреям и была уничтожена во время нацистской оккупации. После войны и в 1950‐е годы высокая мода оставалась «единственным творческим центром» французской моды. Однако к началу 1960‐х годов отрасль начала меняться.
Появление неологизма prêt-à-porter, буквального перевода английского термина «ready to wear» («готовое к носке»), служило репрезентацией нового этапа демократизации моды и – одновременно – еще большей стандартизации массового производства. Сочетая «высокую моду и готовую моду», создатели prêt-à-porter перестали копировать модели великих кутюрье и предложили потребителям собственную интерпретацию современной моды[516].
В Париже появились новые модельеры. Многие из них были женщинами, которые работали на производителей prêt-à-porter. Одной из самых влиятельных дизайнеров была Эммануэль Хан, бывшая модель в доме Balenciaga, которая выпустила свою первую модную линейку в 1961 году. Иногда ее называют французской Мэри Куант. Хан прославилась молодежными моделями, например кюлотами. Ее работы, наряду с произведениями Кристиан Бейли, еще одной бывшей модели из дома Balenciaga, сформировали феномен, который американская журналистка Мэрилин Бендер назвала «проектом революции yé-yé»[517].
«Высокая мода мертва, – заявила Хан в 1964 году. – Я хочу создавать уличную моду… социалистическую моду для масс»[518]. Мишель Розье, дочь Элен Гордон Лазарефф, в то время редактора журнала Elle, также ориентировалась на молодых женщин. Известная как «виниловая девушка», из‐за своих блестящих плащей, Розье настаивала, что «все прекрасное имеет право на существование, эксцентричное так же, как и рациональное, при условии, что оно дешево стоит».
Пако Рабан, увидев работы Хан и Бейли, предложил им сотрудничество. Вскоре Розье начала использовать его пластиковые украшения, что в итоге привело к появлению пресловутых платьев из пластика и металла, а также бумажного платья для компании Scott Paper. «Оно очень дешевое, и женщина наденет его лишь однажды или дважды. Для меня это – будущее моды», – сказал Пако Рабан[519].
Однако кутюрье, который хотел создавать молодежные коллекции женской одежды, неизбежно сталкивался с одной проблемой. В 1965 году Сен-Лоран уже был неприятно удивлен, наблюдая, как производители по всему миру создают тысячи копий его платья «Мондриан». Он задавался вопросом, имела ли еще высокая мода какой-то смысл. Незадолго до демонстрации своей весенней коллекции 1966 года он признался: «В этом сезоне меня распирает от желания пойти гораздо дальше, революционизировать все. А потом я думаю: это было бы идеально для бутика Сен-Жермен-де-Пре, скажем, по цене в 100 долларов… но кто станет это покупать по ценам haute couture?»[520] В 1966 году Сен-Лоран решил эту дилемму, запустив собственную линию готовой одежды Rive Gauche, которая продавалась в его новом бутике на Левом берегу. «Молодежь живет иначе, чем дамы, которые носят модную одежду от кутюр», – пояснял он. «Не все молодые люди хотят носить высокую моду, даже если они могут себе это позволить. Иногда элегантность возводит стену между людьми. Многие молодые люди этого не хотят»
В книге анализируются армяно-византийские политические отношения в IX–XI вв., история византийского завоевания Армении, административная структура армянских фем, истоки армянского самоуправления. Изложена история арабского и сельджукского завоеваний Армении. Подробно исследуется еретическое движение тондракитов.
Экономические дискуссии 20-х годов / Отв. ред. Л. И. Абалкин. - М.: Экономика, 1989. - 142 с. — ISBN 5-282—00238-8 В книге анализируется содержание полемики, происходившей в период становления советской экономической науки: споры о сущности переходного периода; о путях развития крестьянского хозяйства; о плане и рынке, методах планирования и регулирования рыночной конъюнктуры; о ценообразовании и кредиту; об источниках и темпах роста экономики. Значительное место отводится дискуссиям по проблемам методологии политической экономии, трактовкам фундаментальных категорий экономической теории. Для широкого круга читателей, интересующихся историей экономической мысли. Ответственный редактор — академик Л.
«История феодальных государств домогольской Индии и, в частности, Делийского султаната не исследовалась специально в советской востоковедной науке. Настоящая работа не претендует на исследование всех аспектов истории Делийского султаната XIII–XIV вв. В ней лишь делается попытка систематизации и анализа данных доступных… источников, проливающих свет на некоторые общие вопросы экономической, социальной и политической истории султаната, в частности на развитие форм собственности, положения крестьянства…» — из предисловия к книге.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На основе многочисленных первоисточников исследованы общественно-политические, социально-экономические и культурные отношения горного края Армении — Сюника в эпоху развитого феодализма. Показана освободительная борьба закавказских народов в период нашествий турок-сельджуков, монголов и других восточных завоевателей. Введены в научный оборот новые письменные источники, в частности, лапидарные надписи, обнаруженные автором при раскопках усыпальницы сюникских правителей — монастыря Ваанаванк. Предназначена для историков-медиевистов, а также для широкого круга читателей.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.
Исследование является продолжением масштабного проекта французского историка Мишеля Пастуро, посвященного написанию истории цвета в западноевропейских обществах, от Древнего Рима до XVIII века. Начав с престижного синего и продолжив противоречивым черным, автор обратился к дешифровке зеленого. Вплоть до XIX столетия этот цвет был одним из самых сложных в производстве и закреплении: химически непрочный, он в течение долгих веков ассоциировался со всем изменчивым, недолговечным, мимолетным: детством, любовью, надеждой, удачей, игрой, случаем, деньгами.
Исследование доктора исторических наук Наталии Лебиной посвящено гендерному фону хрущевских реформ, то есть взаимоотношениям мужчин и женщин в период частичного разрушения тоталитарных моделей брачно-семейных отношений, отцовства и материнства, сексуального поведения. В центре внимания – пересечения интимной и публичной сферы: как директивы власти сочетались с кинематографом и литературой в своем воздействии на частную жизнь, почему и когда повседневность с готовностью откликалась на законодательные инициативы, как язык реагировал на социальные изменения, наконец, что такое феномен свободы, одобренной сверху и возникшей на фоне этакратической модели устройства жизни.
Почему общества эпохи Античности и раннего Средневековья относились к синему цвету с полным равнодушием? Почему начиная с XII века он постепенно набирает популярность во всех областях жизни, а синие тона в одежде и в бытовой культуре становятся желанными и престижными, значительно превосходя зеленые и красные? Исследование французского историка посвящено осмыслению истории отношений европейцев с синим цветом, таящей в себе немало загадок и неожиданностей. Из этой книги читатель узнает, какие социальные, моральные, художественные и религиозные ценности были связаны с ним в разное время, а также каковы его перспективы в будущем.
Красный» — четвертая книга М. Пастуро из масштабной истории цвета в западноевропейских обществах («Синий», «Черный», «Зеленый» уже были изданы «Новым литературным обозрением»). Благородный и величественный, полный жизни, энергичный и даже агрессивный, красный был первым цветом, который человек научился изготавливать и разделять на оттенки. До сравнительно недавнего времени именно он оставался наиболее востребованным и занимал самое высокое положение в цветовой иерархии. Почему же считается, что красное вино бодрит больше, чем белое? Красное мясо питательнее? Красная помада лучше других оттенков украшает женщину? Красные автомобили — вспомним «феррари» и «мазерати» — быстрее остальных, а в спорте, как гласит легенда, игроки в красных майках морально подавляют противников, поэтому их команда реже проигрывает? Французский историк М.