Парижская мода. Культурная история - [58]
Поэтому рассказчик удивляется, когда видит ее на парижской улице «восхищенно глядящей на хорошо одетую актрису». Как она могла сравнивать себя с прохожими и думать, что они вправе ее судить? «Роль элегантной женщины», как ему кажется, для нее унизительна, поскольку в его глазах она богиня. В романе есть знаменитый эпизод, в котором герцогиня Германтская рассматривает себя в зеркало: «…забывая, будто в мифе, о врожденном своем величии, она следила за тем, чтобы вуалетка не мялась, чтобы не морщились рукава, расправляла манто, – так божественный лебедь ведет себя соответственно своей птичьей природе… забыв, что он – бог»[336]. Это одна из многих сцен, которая делает Пруста снобом в глазах невнимательных читателей, однако подобное суждение слишком поверхностно.
Другие герои не всегда разделяют восхищение рассказчика аристократией. Когда он рассказал своей молодой любовнице Альбертине о герцогине Германтской, она поначалу отреагировала враждебно; впрочем, «при воспоминании о беседах с [художником] Эльстиром, говорившим ей о герцогине, как о наилучше одевавшейся в Париже женщине, республиканское презрение к герцогине сменялось у [нее] живым интересом к элегантной даме». Вскоре Альбертина с нетерпением расспрашивала рассказчика о герцогине и ее нарядах, а он, в свою очередь, искал советов Одетты по поводу туалетов Альбертины: «Но мне казалось, что герцогиня Германтская довела до еще большего совершенства искусство одеваться»[337].
Герцогиня Германтская – не только яркая представительница своего класса, но и исключительно артистичная натура. Она самая нарядная женщина в Париже и, как нас заверяют, знает о моде больше других. Ее аристократичность сама по себе произведение искусства[338]. Создавая свою героиню, Пруст ориентировался на графиню де Греффюль. В юности он часто описывал ее туалеты на страницах светской хроники; впоследствии это помогало ему в работе над романами цикла «В поисках утраченного времени». Однако Пруста вдохновляли и другие женщины, например графиня Лора де Шевинье (внучатая племянница маркиза де Сада) или мадам Эмиль Стросс (вдова Жоржа Бизе). Еще в 1892 году Пруст набросал портрет своей подруги, графини де Шевинье, который предвещал «птичий» образ герцогини. Она была одета в прозрачное белое платье, «ее пернатый веер трепетал… подобно сложенным крыльям <…>. Она… павлин с белоснежными крыльями, ястреб с драгоценными камнями вместо глаз». Графиня де Шевинье действительно узнавала себя в герцогине и даже была задета некоторыми эпизодами, например инцидентом с красными туфлями, к которому мы еще вернемся[339].
Одетта в лиловом и розовом
Одетта де Креси (позднее мадам Сван) – одна из самых интересных героинь Пруста, поскольку она претерпевает множество изменений. Она появляется в романе как анонимная «дама в розовом» (la dame en rose), любовница дяди рассказчика; позже мы видим ее в мужском костюме на портрете «Мисс Сакрипант», написанном художником Эльстиром. Она становится любовницей Свана, а затем его женой. После смерти Свана она вновь выходит замуж и, в качестве мадам де Форшевиль, становится тещей маркиза де Сен-Лу. Вместе с тем, совершая эволюцию от дамы полусвета до представительницы высшего парижского общества, она в некотором смысле всегда остается la dame en rose. Роман Одетты и Свана начинается в 1880‐е годы, когда корсет в сочетании с турнюром создавали весьма экстравагантный женский силуэт: «Что же касается ее удивительно сложенной фигуры, то очень трудно было воссоздать ее в целом (по причине тогдашних мод, несмотря на то что она была одной из наилучше одевавшихся в Париже женщин), – настолько выпячивавшийся дугой вперед, словно над воображаемым животом, и резко заканчивавшийся острым углом корсаж, под которым вздувался раструб двойных юбок, придавал женщине вид существа, составленного из разнородных, плохо прилаженных друг к другу кусков»[340].
И все же, когда Одетта принимает рассказчика «в розовом шелковом домашнем платье, обнажавшем ее шею и руки» или «в лиловом пеньюаре из крепдешина», она выглядит очень привлекательно, поскольку, будучи куртизанкой, инстинктивно понимает всю прелесть этого интимного предмета гардероба[341].
Ее любимыми цветами были орхидеи, особенно каттлеи, так как они не были похожи на другие цветы и «казались сделанными из лоскутков шелка или атласа». «Вот эта как будто вырезана из подкладки моего пальто», – говорит она Свану с наивным почтением к такому «шикарному» цветку – так же как с самого начала испытывает почтение к Свану, еще не зная ничего о его статусе[342]. В тот вечер, когда они становятся любовниками, ее платье богато украшено цветами:
Она держала в руке букет каттлей, и Сван увидел эти самые орхидеи также и под кружевным ее капором, в волосах, где они были приколоты к эгретке из лебяжьих перьев. Под мантильей на ней было надето черное бархатное платье в пышных складках, с одной стороны подобранное, так что виден был большой треугольный кусок белой шелковой юбки; в вырезе на груди была вставка также из белого шелка, куда было засунуто еще несколько каттлей
