Парижская мода. Культурная история - [56]

Чайное платье

На всех этих картинах, однако, отсутствует одна вещь – чайное платье. Оно существовало в разных вариантах, от скромного наряда до роскошного вечернего туалета, и было очень популярно. Несмотря на это, художники изображали его редко, что весьма удивительно. Чайное платье носили все: «лоретки», «львицы» и «голубые чулки»; оно часто появляется в массовой модной иллюстрации периода Июльской монархии. Его можно увидеть также на картине Мане «Женщина с попугаем» – и на эту работу очевидно повлияла предшествующая графическая традиция. Но в целом, говоря об изображении чайных платьев в живописи, мы вынуждены ограничиваться работами второго ряда, такими, например, как «Мелодия Шуберта» (1896) Франсиско Масриеры или «Элегантное чаепитие: Сплетня» (1907) Жюля Кайрона.

Чайное платье – le tea-gown или robe d’intérieur – было очень важным предметом гардероба. Вместе с тем его довольно трудно описать или даже идентифицировать. Как ясно из названия, это было в первую очередь домашнее платье. Собственно говоря, словом déshabillé называли «несколько разных предметов гардероба, которые носят только дома: от robe de chambre из довольно плотного материала… или более легкого пеньюара… до элегантного robe d’intérieur»[312]. Поскольку эту одежду носили только в помещении и как минимум в полуприватной обстановке, она считалась интимной и ассоциировалась с нижним бельем. Хотя халаты существовали еще в XVIII веке, а пеньюары, часто изображавшиеся на эротических гравюрах эпохи романтизма, еще в 1830‐е годы, чайное платье как таковое появилось в 1870‐е годы, когда корсажи дневных и вечерних туалетов плотно обтягивали фигуру: «Строгость мужской моды в 1880‐е годы также придала чайному платью особый статус: оно считалось самым изысканным предметом дневного гардероба и воплощением самого непринужденного и легкого модного стиля»[313]. Чайное платье могло быть причудливее и «артистичнее», чем обычный наряд; это составляло еще одну причину его популярности и обусловливало значимость той роли, которую оно сыграло в истории костюма.

Баронесса д’Оршан, писательница начала XX века, находила множество применений для домашних нарядов, таких как пеньюар или matinée[314]. Так, по одному ее не слишком романтичному предположению, пеньюар подходит «для работы по дому или для посещения кухни». С другой стороны, пеньюар также допускал «любые изыски кроя и самые роскошные украшения». Согласно пояснениям д’Оршан, matinée отличалось от пеньюара наличием юбки и корсета, что позволяло отнести его к разряду demi-déshabillé. Matinée можно было надевать «в периоды отдыха между дневными делами», в нем можно было «при необходимости показаться близким друзьям»; кроме того, это была «одежда больных и выздоравливающих». Она могла быть «роскошной и сшита из дорогих тканей, отделана кружевом и вышивкой»[315].

Согласно классификации графини де Трамар, существовали разные виды пеньюаров. Утром, писала она, дама снимает ночную рубашку и надевает «ample saut-de-lit[316] с широкими рукавами». После умывания дама снимает «шерстяной пеньюар» и либо одевается для выхода, либо надевает «элегантный пеньюар». Де Трамар полагала, что пеньюар «поэтизирует» свою хозяйку: это «светящийся нимб», который «осеняет ее красоту сладострастной истомой, которую скрывает строгий корсаж». Иными словами, свободный крой пеньюара больше льстил женской фигуре, чем плотно прилегающий к ней жесткий лиф. «Красота женщины приобретает особенный шарм… благодаря этому будоражащему наряду». Здесь де Трамар имела в виду пеньюар в самом широком смысле, начиная от «saut-de-lit[317] из суры, шерсти, сатина-либерти [или] муслина до robe d’intérieur, зачастую более роскошного, чем вечерний туалет». Все это были «домашние наряды, порождение фантазии»[318]. Одна из героинь Марселя Пруста, бывшая куртизанка Одетта де Креси (позднее мадам Сван), носила множество подобных платьев. В 1880‐е годы она предпочитала «японские халаты», однако в 1890‐е годы отказалась от этих ныне вульгарных нарядов и принимала своих друзей в «светло-шелковых и пенистых пеньюарах Ватто, в которые она погружалась, словно лаская на груди их цветущую пену»[319].

«Les robes d’intérieur, ou Tea Gown, sont la fantaisie de la fantaisie»[320], – пишет графиня де Трамар. Чайное платье вызывало в воображении «необыкновенное творение, шуршание шелка, сновидение, полное эмоций», нечто «предельно изысканное и орнаментальное». Как выразилась д’Оршан, чайное платье должно было иметь «особенный характер, соответствующий самым сокровенным предпочтениям [его владелицы] и льстящий ее природной красоте». Подобно интимным домашним ритуалам, для которых они были предназначены, чайные платья, казалось, служили воплощением современности: «Воздушные одеяния, творения нашего века, созданные специально для того, чтобы демонстрировать изящество современной женщины»[321].

Иллюстрации

Анаис Колен Тудуз. Модная картинка. Le Conseiller des Dames et des Demoiselles. 1855

Редферн. Чайное платье. Figaro-Modes. 1903. Фотограф: Поль Буайе

ГЛАВА 10 La mode retrouvée [322]

Каждое платье герцогини Германтской представлялось мне как бы естественным, необходимым ее окружением, как бы проекцией одной из сторон ее души.