Париж: анатомия великого города - [149]
Арагон был не единственным в своем роде. Хотя некоторые интеллектуалы (среди них поэты Тристан Тзара и Рене Шар) решили не публиковаться во время войны, большинство писателей и художников творили так, словно ничего не произошло. Иногда работы выпускались из-за того, что цензор не усмотрел в них ничего антигерманского (говорят, именно этим объясняется положительный отзыв критиков на пьесу Сартра «Мухи», недвусмысленно критикующую немецких оккупантов). Мягкость цензуры была стратегическим ходом, исключавшим появление мучеников от литературы и направившим писателей по пути пустых гневных выкриков: политические и философские споры велись в основном вокруг военных поражений, страданий и замалчиваний, но напрямую против врага интеллектуалы высказывались крайне редко. Это доказывает, утверждали правые, что французская модель цивилизации — с ее демократией и эгалитаризмом — не более чем опасная иллюзия, что и привело страну к краху.
Самой горькой приправой в ядовитом месиве идей, бродивших по Парижу, конечно же, был яростный антисемитизм. Симпатизирующий нацистам романист Луи Фердинанд Селин в предвоенном памфлете писал, что «смерть миллиона вонючих иудеев не стоит и ногтя арийца». Он же объявил, что приход немцев стал «необходимым и освежающим». Единственное, о чем он сожалел, так это о том, что война, по его мнению, недостаточно разрушительна.
В 1932 году, после успеха своего романа «Путешествие на край ночи», Селин уже был испорчен славой, деньгами, пятизвездочными отелями и дорогостоящими путешествиями, которые прилагались к популярности. Его ненависть, однако, не ослабела, а труды его оставались истинным голосом парижских трущоб. Свой антисемитизм, кстати, он вынес именно оттуда. Нацисты с удовольствием пользовались его ненавистью для пропаганды собственных идей, но самого писателя удержать в узде было невозможно.
Селин был нигилистом в полном смысле этого слова и потому доставлял немцам некоторые проблемы: приветствуя антисемитизм как идеологическое направление, нацизм предпочитал придавать этой позиции хотя бы налет культуры и утонченности, например, с помощью Люсьена Берате или Бразийяка облекал его в оболочку древнеримской и древнегреческой эстетики. Такие деятели культуры, как Жан Кокто, которые хотя и не были активными коллаборационистами, постоянно распространялись об общности «европейской культуры» и легко смешивались с толпой хитрецов, циников и бонвиванов, обедавших как ни в чем ни бывало в особняке Отто Абетца на улице Лилий. Селин был откровенно грубым и активным врагом культуры haut bourgeois.
Как бы то ни было, у Селина хватало поклонников и среди нацистов. Самым видным среди них был Карл Эптинг, восхищавшийся не только стилем, но и мыслями Селина. Еще в 1938 году он писал Селину письма, полные восторженных отзывов о памфлетах «Bagatelles» и «Les Beaux Draps». В те годы Эптинг служил младшим атташе по культуре при германском консульстве. Он считал «Les Beaux Draps» («Красивые простыни» — намек на то, что французское правительство ложится, когда его насилуют вероломные английские и американские жидомасоны) глубоким и мудрым пророчеством и писал Селину, что тот возродил язык Рабле. Однако памфлет в своей дикой, яростной ненависти к истекающему кровью, агонизирующему европейскому обществу был довольно далек от официальной нацистской идеологии. «Если вы действительно хотите избавиться от евреев, — писал Селин, — на это существует 36 000 способов, но и общество скорчит 36 000 мин: это, мол, расизм! Одного боятся евреи: расизма! И не расизма слабого, передвигающегося на цыпочках, но смелого, развернувшегося вовсю. Тотального, неумолимого. Тотального, как пастеровская стерилизация».
Когда в 1941 году Эптинг занял пост директора Германского института Парижа, он пригласил Селина и Юн-гера к себе, так как считал, что эти двое лучше других писателей познали природу и последствия современной войны. Труд Юнгера «Война как внутреннее переживание» не так давно был переведен на французский язык, вышел под названием «La Guerre, Notre Mère» («Война, наша мать») и пользовался популярностью в Париже. Юнгер, однако, на сближение с Селином не пошел, называя его маньяком и неразумным кельтом (Селин громко похвалялся своим бретонским происхождением). Так что в Институте евгеники, главном штабе антисемитской пропаганды, Селин получил лишь пост советника. Как бы то ни было, он всей душой ненавидел евреев и яростью своих тезисов, высказанных на организованных в 1941 году встречах в штаб-квартире антисемитской газеты «Au Pilori», произвел впечатление на таких видных коллаборационистов, как Анри Пулен, Марсель Деа и Пьер Константини. Неудивительно, что Селин стал одной из главных мишеней Сопротивления, члены которого регулярно доставляли небольшие черные гробики в его квартиру, чтобы напомнить о вынесенном смертном приговоре.
«В Речи Посполитой» — третья книга из серии «Сказки доктора Левита». Как и две предыдущие — «Беспокойные герои» («Гешарим», 2004) и «От Андалусии до Нью-Йорка» («Ретро», 2007) — эта книга посвящена истории евреев. В центре внимания автора евреи Речи Посполитой — средневековой Польши. События еврейской истории рассматриваются и объясняются в контексте истории других народов и этнических групп этого региона: поляков, литовцев, украинцев, русских, татар, турок, шведов, казаков и других.
Монография посвящена одной из ключевых фигур во французской национальной истории, а также в истории западноевропейского Средневековья в целом — Жанне д’Арк. Впервые в мировой историографии речь идет об изучении становления мифа о святой Орлеанской Деве на протяжении почти пяти веков: с момента ее появления на исторической сцене в 1429 г. вплоть до рубежа XIX–XX вв. Исследование процесса превращения Жанны д’Арк в национальную святую, сочетавшего в себе ее «реальную» и мифологизированную истории, призвано раскрыть как особенности политической культуры Западной Европы конца Средневековья и Нового времени, так и становление понятия святости в XV–XIX вв. Работа основана на большом корпусе источников: материалах судебных процессов, трактатах теологов и юристов, хрониках XV в.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга "Под маской англичанина" формально не является произведением самого Себастьяна Хаффнера. Это — запись интервью с ним и статья о нём немецкого литературного критика. Однако для тех, кто заинтересовался его произведениями — и самой личностью — найдется много интересных фактов о его жизни и творчестве. В лондонском изгнании Хаффнер в 1939 году написал "Историю одного немца". Спустя 50 лет молодая журналистка Ютта Круг посетила автора книги, которому было тогда уже за 80, и беседовала с ним о его жизни в Берлине и в изгнании.
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.
На нашей планете найдется не много городов, способных соперничать с Афинами древностью.Построенный Тесеем по воле богини Афины, этот город видел нашествие персов и суд над Сократом, славил Перикла и изгонял Фукидида, объединял Грецию и становился зачинщиком раздоров, восхвалял поэтов и философов — и подвергал их осмеянию. Позднее этот город видел македонцев, римлян и галлов, сопротивлялся Османской империи, принимал лорда Байрона и других знаменитостей и в конце концов стал столицей независимой Греции.Приятных прогулок по городу Акрополя и Парфенона, городу Перикла и Фемистокла, Платона и Аристотеля, Ипсиланти и Каподистрии, Вангелиса и Демиса Руссоса!
Каир — зримое воплощение истории человечества на протяжении сменявших друг друга поколений и эпох. Это и Нил, и великие пирамиды Гизы, до которых буквально подать рукой, и развалины Гермополя, и христианские церкви, и величественные мечети, и особняки, "унаследованные" от колониального периода, и современные эстакады. На каирских улицах роскошные "Мерседесы" и "БМВ" мирно соседствуют с тележками, запряженными осликами. Каир — "мать городов", по выражению арабского путешественника Ибн Баттутаха, — принадлежит одновременно Ближнему Востоку, Африке и всему миру.Приятных прогулок по городу фараонов и султанов, Наполеона и Лоуренса Аравийского, Гамаля Абдель Насера и Нагиба Махфуза!
Королевский замок на вершине скалы, у подножия которой когда-то колыхалось озеро нечистот, а ныне радует глаз зеленью обширный парк. Длинная улица, известная как Королевская миля и соединяющая замок с дворцом Холируд, обителью Марии Стюарт. Принсес-стрит с ее многочисленными магазинами. Роуз-стрит, которую иначе называют улицей пабов, вечно оживленная Грассмаркет, холм Кэлтон-Хилл с памятником Нельсону, обсерваторией и «северным Парфеноном» — колоннадой в честь побед герцога Веллингтона… Все это Эдинбург, столица Шотландии и настоящий город-памятник, словно застывший во времени и все же удивительно живой и всегда прекрасный — в типичную шотландскую морось и, конечно, в лучах солнца.
Собор Святого Семейства и всегда многолюдная Рамблас. Парк Гюэль, один из шедевров великого Гауди, и соперничающие друг с другом великолепные дома на Пассейч де Грасия. Геометрическая сетка квартала Эйшампле, бесчисленные ресторанчики и кафе Готического квартала, величественнный Монтжуик и знаменитый стадион «Камп Ноу»… Всё это — Барселона, столица, сердце и живой символ Каталонии, «тёплый город у теплого моря», город Пабло Пикассо и Жоана Миро, Антонио Гауди и Хосепа Льимоны, город типично испанский — и совсем непохожий на другие города Испании. Добро пожаловать в Барселону!