Парень встретил парня - [15]

– Получилось не очень, – говорю я, когда начинается новая песня. Есть желание закрыть Ною обзор и стереть нарисованное. Но я ему показываю.

Ной стоит рядом со мной и смотрит на нарисованную мною музыку. Когда он начинает говорить, флюгельгорн Чета Бейкера придает его словам особую значимость.

– Получилось великолепно.

Ной так близко. Я чувствую только его присутствие. Оно в окружающем нас воздухе, в окружающей нас музыке, во всех моих мыслях. Кисть я так и не отложил. Ной тянется к моей руке и аккуратно ее поднимает.

– Вот так, – шепчет он, направляя мою руку, и на бумаге появляется красновато-коричневая полоса.

«Пока лишь только сумерки. Дождусь, когда зажжется первая звезда…»[26]

Кисть проходит свой путь. Мы оба знаем, когда он закончится. Наши руки опускаются вместе, связь поддерживается.

Мы ее не прерываем.

Мы стоим и смотрим. Его ладонь поверх моей руки. Наше дыхание.

Мы оставляем все невысказанным.

Песня заканчивается. Начинается другая, эдакий взрыв жизнерадостности.

«Давай потеряемся в объятьях друг друга…»[27]

Связь рук обрывается. Я поворачиваюсь к нему. Ной с улыбкой возвращается к своему мольберту и берет кисть. Я иду следом, бросаю взгляд ему через плечо и… замираю от шока.

Его рисунок не абстракция. Ной использовал только один цвет – очень темный зеленый, на грани черного. Нарисовал он женщину, танцующую с закрытыми глазами. На листе бумаги лишь одна фигура, но, взглянув на нее, понимаешь, что происходит. Эта женщина на танцполе, танцует соло.

– Ого! – вырывается у меня.

Смутившись, Ной отворачивается.

– Давай закончим, – предлагает он.

Я направляюсь к своему мольберту, наступая на разноцветные кляксы, которые поставил чуть раньше. Мы снова растворяемся в песнях. В какой-то момент Ной подпевает. Я не перестаю рисовать, не прислушиваюсь – я переношу свои чувства на бумагу. Где-то посреди комнаты мои цветные крылья прирастают к танцовщице Ноя. Разговаривать не нужно: присутствие друг друга мы ощущаем и так.

Мы стоим у мольбертов, пока за окном не сгущаются сумерки и поздний час не зовет меня домой.

Чак-остряк

– Так ты поцеловал его? – с места в карьер спрашивает Джони. К делу она любит переходить сразу. Она задаст мне все вопросы о Ное, которые я не намерен задавать ей о Чаке.

Нет, я не любитель трепаться о своих сердечных историях, но Джони известно о каждом из поцелованных мною парней. Порой я раскалывался через пару минут после свершившегося, порой – через пару лет, на свой манер доказывая: обо мне ей известно далеко не все. От первого – пан или пропал – поцелуя с Коди до последнего болезненного – отвали, моя черешня! – поцелуя с Кайлом Джони была единственной, с кем я делился переживаниями. Так что телефонный допрос, который она учинила сейчас, через пятнадцать минут после моего возвращения от Ноя, ничуть не удивляет.

– Это тебя не касается, – заявляю я.

– «Это тебя не касается» в смысле «нет» или «это тебя не касается» в смысле «да»?

– Не хочу тебе говорить.

– Значит, «нет».

Не представляю, как объяснить это Джони. Я ведь хотел поцеловать Ноя, и, думаю, он хотел поцеловать меня. Но мы выбрали молчание. Надежда на поцелуй поведет нас вперед.

Я не развиваю тему, и Джони ее меняет. К моему вящему удивлению, она решает обсудить Кайла.

– У вас с Кайлом разговора не было? – спрашивает она тоном, не оставляющим сомнений: у них с Кайлом разговор был.

– Приветы в школьных коридорах считаются?

– Ну это уже что-то.

Кайл всегда нравился Джони. Ей нравились каша у него в голове, его ранимость, его растерянность – то же самое, что нравилось мне, вместе с его естественным обаянием и искренностью. Когда эти качества обернулись против меня, Джони обиделась почти так же сильно, как я. Она доверила меня Кайлу, а он подвел нас обоих.

Дело в том, что оклемалась Джони куда быстрее. По-моему, обида – переживание непосредственное. Когда Кайл включил правильного гетеросексуала, Джони с готовностью ему поверила. Да, конечно, он начал встречаться с девушками, но те романы редко длились дольше курсов подготовки к экзаменам. Ни с одной из девушек друзьями они не расстались.

– Думаю, Кайл хочет с тобой поговорить. То есть я знаю, что он хочет поговорить.

– О чем ему со мной говорить?

– Думаю, он расстроен, – отвечает Джони.

Интересно, что «расстроен» означает конкретно в этой ситуации? Вряд ли то же, что в случае, когда даешь бойфренду свой любимый суперудобный свитер, потом видишь его в нем, и он говорит, что ты вызываешь у него лишь раздражение; а неделю спустя ты снова видишь его в том свитере, и он проходит мимо, словно не замечая, и флиртует с девушкой, которая сохла по нему все время, пока вы встречались. Вряд ли «расстроен» означает то же, что в ситуации, когда понимаешь, что свитер, в котором ты выглядел и чувствовал себя наилучшим образом, свитер, в котором ты боишься увидеть его на переменах, теперь лежит на дне шкафа, забытый начисто; или что его передарили человеку, в которого якобы влюблен твой бывший.

Наверное, нужно развивать в себе мстительность, но я не хочу, чтобы Кайл так переживал. Просто я видел, каково ему, видел одиночество у него в глазах, видел, как он замирает в коридоре, толком не зная, куда идти дальше.