— «Какой чудесный день, какой чудесный пень…» — пропела Тошка, аккуратно выложила повидло на серединку теста и облизала ложку. — Готово, — торжественно возвестила она, — все двадцать штук. Мам, а можно я в этот раз тоже попробую закрывать пирожки? Все-таки я уже девушка взрослая.
Рина, наряженная в голубой фартук с белыми цветочками, вытерла руки полотенцем и лукаво посмотрела на дочь.
— Полагаешь, тебе уже можно доверить такое ответственное дело?
— Угу, — кивнула Тошка, — думаю, что доросла.
— Ну что же, тогда гляди сюда и делай, как я.
Подхватив со стола кусочек теста, Рина принялась ловко лепить маленький пузатый пирожок, и Тошка тут же последовала ее примеру.
Золотой солнечный лучик, просочившись сквозь кружевную занавеску, рассыпался на сотню желтых шариков, которые задорно заскакали по большой светлой кухне. Здесь сегодня с самого раннего утра дым стоял коромыслом — две хозяйки, мама и дочка, занимались тем, что месили тесто, готовили аппетитные начинки и пекли десятки пирогов на любой вкус. В воздухе плавал соблазнительный сдобный запах, а упитанный старый самовар блестел начищенными боками, демонстрируя свою готовность возглавить предстоящее сегодня вечером чаепитие.
Тошка полюбовалась на слепленный своими руками комочек, бережно уложила его на противень и притворно тяжело вздохнула.
— Все, прощай, детство! Шестнадцать лет — это тебе не хухры-мухры.
— Если я не ошибаюсь, твое детство кончилось уже сто лет назад, — хмыкнула Рина.
— Это как это? — искренне удивилась Тошка.
— Неужели не помнишь? Тебе тогда было лет пять, и ты категорически заявила, что уже вполне взрослый человек и самостоятельная личность.
— Так и заявила? — засмеялась Тошка.
— Вот этими самыми словами.
— Глупая была. Не понимала, как замечательно быть маленькой — весело и беззаботно!
— Это ты сейчас так говоришь. На самом деле у маленьких тоже свои проблемы и огорчения.
— Ма-аленькие проблемочки, — протянула Тошка, показывая руками, какие на самом деле крохотные заботы у малышей.
— А им они кажутся большими и вполне серьезными.
— Не знаю… Наверное, ты права. Но мне кажется, у меня не было вообще никаких проблем. До самого второго класса.
— А что случилось во втором классе? — удивилась Рина.
— Я влюбилась в Левку Заботкина, — вздохнула Тошка.
— А он?
— А его перевели в другую школу.
— Да-да, что-то такое я припоминаю.
— Как ты можешь что-то припоминать? — возмутилась Тошка. — Я тщательно скрывала от всех свои страдания. Даже Маришке ничего не рассказала.
Маришка была единственной Тошкиной подружкой «навек», с которой они с незапамятных детсадовских времен были не разлей вода. С Маришкой, и только с ней, совершались бесчисленные вылазки в кино и театры, обсуждались новости моды и кулинарии, планировались летние каникулы. Вдвоем они ходили на курсы французского и в секцию айкидо. Но несмотря на то что девчонки были по-настоящему неразлучны, именно Маришке отправлялись и от нее же получались тысячи эсэмэсок в день.
— О, тогда это и впрямь было серьезно, — согласилась Рина.
— Ну конечно, я ж и говорю! Зато сейчас я чувствую себя абсолютно счастливой, легкой и воздушной. И мне так замечательно!
Тошка раскинула в стороны вымазанные тестом руки, задрала голову и почему-то высунула язык.
— Неужели такое бывает с шестнадцатилетними девицами? — улыбнулась Рина. — Я думала, все тинейджеры должны быть угрюмыми, агрессивными и без конца ссориться с родителями.
— А я — прекрасное исключение!
— Что верно, то верно — очень даже прекрасное.
Тошка радостно засмеялась, вскочила со стула и начала кружиться по кухне, распевая во все горло: «Я танцевать хочу, я танцевать хочу до самого утра». Ее длинные медовые волосы, стянутые на затылке в тяжелый хвост, переливались в солнечных бликах, а сапфировые глаза сияли искренним девчачьим задором.
Рина, улыбаясь, следила за дочерью. Тошка действительно была потрясающим ребенком. Вообще-то, конечно, давно уже не ребенком, а юной очаровательной девушкой. Да что там очаровательной — просто красивой. И характер у нее был красивый — добрый и покладистый. В нее влюблялись все мальчишки подряд, как в школе, так и во дворе. А девочки, как водится, ей завидовали. Но Тошка, казалось, ничего не замечала — ни влюбленности одних, ни зависти других. У нее со всеми были нормальные приятельские отношения, но не более того. Она ни с кем не тусовалась, не ходила на вечеринки, не собирала сплетни. Подруга Рины Наталья называла ее негламурной красавицей, и это была чистая правда.
Поначалу Рину немного беспокоило то, что ее замечательная во всех отношениях дочь держится несколько особняком от той жизни, которую принято называть общественной. И то, что она, по словам классной руководительницы, не проявляла достаточной социальной активности. Но Тошка, не выказывая по этому поводу никаких сожалений, казалась вполне счастливой, и Рина в конце концов успокоилась.
Глядя на то, как раздухарившаяся Тошка приплясывает посреди кухни, Рина снова подумала о том, как ей повезло, что Бог послал ей такого чудесного ребенка. И что они с Тошкой любят друг друга и доверяют друг другу, и не таят друг от друга своих секретов. А та единственная тайна, о которой Тошка ничего не знает, так и останется тайной, и даже вспоминать о ней нет никакого смысла.
