Парень встретил парня - [17]

– Такой богатой коллекции спиртного, как у отца Чака, я в жизни не видела, – вставляет Джони.

– Но он ничего не пьет, – продолжает Чак. – Для него главное – сами бутылки. (Плюс три очка за прикольного отца.) Отстой полный. (Минус четыре очка за неспособность это оценить.)

– Как в этом году поживает наша футбольная команда? – спрашиваю я.

У Чака аж глаза загораются. Джони очень повезет, если упоминание ее имени хоть раз вызовет такую реакцию.

– У нас реальные шансы выиграть чемпионат штата. Команда Ватчуна – слабаки; лучший игрок Саут-Оринджа окончил школу в прошлом году. Лучшего игрока Ливингстона вот-вот посадят; Ганновер не может собрать нормальную команду с тех пор, как их тренер был игроком. Колдуэлла стоит опасаться, но, думаю, мы и с ними справимся, если защиту не ослабим. На тренировках в последнее время мы просто отжигаем! Мы сильны! По-настоящему сильны. (Десять очков за страсть. Какая разница, что речь о футболе? Если человек так заинтересован и поглощен своим делом, он набирает очки.) Единственная проблема – наш гребаный квотербек, – продолжает Чак. – Он полный отморозок.

Минус двадцать очков. Чак знает, что я дружу с Беспредельной Дарлин. Зачем он разносит ее? Неужели вообще ничего не понимает?

– Ведет себя по-свински, – продолжает Чак, – больше переживает, как бы ногти не сломать, чем как бы отдать хороший пас. (Услышав «по-свински», половина посетителей «Веджи-Дис» оборачивается и смотрит на нас волками.) Ему надо в конкурсе красоты участвовать, а не на поле выходить. Ну, если ты понимаешь, что я имею в виду.

О да, я понимаю, что Чак имеет в виду. Чак имеет в виду: «Я запал на квотербека, а она на меня не запала, поэтому теперь при каждом удобном случае я буду поливать ее дерьмом, ведь того, что я запал на нее, уже не изменишь». Я вижу насквозь каждое его слово, потому что знаю, какова Беспредельная Дарлин в игре. На поле она выкладывается на сто процентов. Она плюет на сломанные ногти и потекшую тушь, готова потеть, пыхтеть, толкаться – сделать все возможное, чтобы попасть в зачетную зону. Она сама сосредоточенность – ни капли рассеянности. Думаю, именно это изначально и привлекло Чака.

Я перестаю вести счет, потому что для меня игру Чак уже проиграл. Я поворачиваюсь к Джони за поддержкой, а она… лишь улыбается. Будто говорит: «Он ведь душка, да?»

Чак спрашивает меня про кино, потому что Джони наверняка рассказала ему о моей любви к кино. Но спрашивает он лишь о фильмах, которые видел сам, чтобы выразить свое мнение. Например, чтобы сказать: «Погоня на вертолете получилась захватывающая» или «Актриса она никудышная, но красотка сногсшибательная». Я снова поворачиваюсь к Джони.

Она кивает словам Чака.

Она почти ничего не говорит.

Она держит его за руку и кажется счастливой.

С одной стороны хочется орать, с другой – смеяться, причем по той же самой причине: ситуация невозможная. В моем одобрении Джони не нуждается, но хочет его получить так же, как я хотел бы получить одобрение от нее. Но если я одобрю ее выбор, то солгу, а если нет, то отсеку себя от важной части ее жизни.

– Мне очень понравилась твоя статья о законах, касающихся преступлений на почве ненависти, – говорит теперь Чак. Он понимает, что потерял мое расположение? Он пытается снова его завоевать? Если так, то эта попытка имеет значение, пусть даже небольшое.

Обычно тридцатичетырехминутный перерыв на ланч кажется мне недостаточным, а сегодня – в самый раз. Мы сортируем и выбрасываем свой мусор, потом возвращаемся в школу. Наступила пятница, и мы строим планы на выходные. По какой-то причине я решаю не упоминать Ноя. А вот у Чака с Джони, наоборот, все планы начинаются со слова «мы». Как правило, по выходным мы с Джони планируем хоть раз пересечься, а сегодня таких предложений ни у нее, ни у меня нет.

У меня это откладывается. А у Джони, интересно, как?

Между шестым и седьмым уроками, не успеваю я получить записку от Ноя, ко мне подходит Тед и называет меня предателем. Вообще-то симпатии к Теду я никогда раньше не испытывал. Напротив, обычно я горячо одобрял решение Джони с ним расстаться. А сегодня все иначе. Сегодня я впрямь чувствую себя предателем, хотя предал, наверное, не его, а прежнюю Джони.

– Ты против меня! – изрыгает Тед.

– Ничего подобного, – пытаюсь убедить его я. – Да и ты же говорил, что тебе по барабану.

– Так и есть. Но я не думал, что ты, гей-бой, поддержишь ее глупое решение. Я думал, у тебя башка лучше варит.

Говорить, что я с ним согласен, нельзя: это наверняка дойдет до Джони, и она поймет, как я настроен на самом деле. Я терплю его вспышку гнева, ясно показывая, что не знаю, как быть.

Целую секунду Тед буравит меня взглядом, бросает: «Ну ладно» – и уходит на следующий урок.

Я размышляю о том, можно ли закрутить роман, не задев ничьи чувства. Можно ли быть счастливым, но не за чужой счет?

Потом я замечаю Ноя, несущего мне записку в форме журавлика.

И думаю: да, такое возможно.

Я думаю, что могу влюбиться в него, никого не обижая.

Прогулка в парке

Наш план на субботу – не планировать субботу. Меня это чуток напрягает, ведь планировать я люблю. Но ради Ноя я готов попробовать выходной без плана.