Пансион благородных девиц - [28]

– Я прав? Тебя зовут Джонатан?

Тот замахал рукой, после чего костлявыми фалангами указательного пальца указал на мертвеца в джинсах и кроссовках. И те, и другие болтались на костлявом теле.

– Он – Джонатан?

Генри задумался над абсурдностью этой ситуации. Что? Где он и с кем разговаривает? Почему он с ними разговаривает? И как такое вообще возможно?

А потом ему стало не до раздумий. Костлявые руки со всех сторон потянулись к нему. Отпираться было бессмысленно: восемь против одного. На секунду появилась надежда, что силы в высохших руках не осталось. Но потом Генри понял, что уже тот факт, что мертвецы могут ходить и даже говорить с ним, не исключает и возможности того, что они будут достаточно сильными. Вот только для чего?

Он кричал. Не помнил, что именно, но кричал. Он увидел могильные плиты, лежавшие на старых каменных гробах. «Только не девочка…» – пронеслась мысль. Но на одной из плит он увидел нацарапанные инициалы: «J.K.». Генри попытался вспомнить, как звали многочисленных покойных родственников своей невесты, но на ум никто не пришел. Рядом была еще одна плита, и на ней тоже были инициалы, нацарапанные, кажется, сравнительно недавно. «H.H.». «Henry Harris (Генри Харрис)» – понял он. Вот теперь он стал упираться. Он толкался, кричал, звал на помощь. Ощущение того, что все это фарс и сон, покинули его окончательно после того, когда восемь пар костлявых рук заталкивали его в гроб.

Тогда он и проснулся.

– Ты какой-то мрачный, – сказала Оливия за завтраком.

– Мне не по себе, – сухо ответил Генри.

– Плохие сны? – с интересом спросила Кларисса, запивая блинчики кофе.

Генри поднял на нее глаза, но ничего не ответил.

– Ну, хочешь, мы сегодня уедем домой? – спросила Оливия.

– Я должен закончить работу, – сказал Генри.

– Неужели этот портрет важнее твоего состояния? Может, тебе не подходит здешний воздух? – заботливо говорила Оливия.

«Воздух этого дома», – подумал Генри.

– Я не привык бросать начатое, – ответил он.

– Ты почти не притронулся к еде, – заметила Кларисса. – Того гляди, еще и истощаешь так.

– Нет аппетита.

– Я тоже настаиваю на том, чтобы ты поел, – добавила Оливия. – Зачем ты мне будешь нужен худой и больной? – она мило рассмеялась.

Генри медленно осмотрелся вокруг: слева от него сидит его любимая девушка, напротив – ее тетка, недалеко от стола стоит пожилая женщина, именуемая в этом доме прислугой. Три женщины. «Что я, черт побери, здесь делаю?!» – подумал он.

– Кто такой Джонатан? – неожиданно для самого себя задал вопрос Генри.

Воцарилась тишина. Кларисса медленно поставила чашку с кофе на фарфоровое блюдце, Оливия сконцентрировалась на разрезании с помощью ножа и вилки блинчика, политого вишневым джемом, а Виктория уставилась прямо на Генри.

– Что? – тихо переспросила Кларисса, когда ее чашка наконец издала благородный цокающий звук от соприкосновения с блюдцем.

– Кто такой Джонатан? – повторил вопрос Генри.

– Здесь нет никакого Джонатана, – ухмыльнулась женщина.

– Генри, ты меня пугаешь, – сказала Оливия.

Он допил кофе одним глотком, поставил свою чашку куда решительнее, чем это сделала Кларисса, и сказал ей:

– Я буду ждать в библиотеке.

«А я скажу, что и величайшие грехи мира рождаются в мозгу, и только в мозгу», – прочитал шепотом Генри и захлопнул книгу, снова оставив в ней свой билет, в котором была указана станция, до какой он так и не доехал. Голова сама повернулась к полке, с которой не так давно упала книга Брэма Стокера. Ведь это было, он не придумал! Она действительно падала, он действительно читал текст, в котором говорилось о герое по имени Джонатан. Сознание играет с ним злую шутку.

Да, ему не хватало рядом Итана. Вот так, в отсутствии людей, ставшими нам близкими, мы понимаем, насколько зависимы от общения с ними.

Шуршание. Генри решил, что это шуршит старая юбка черного платья Абигейл Дункан. Он прислушался, но шум шел не от двери, в которой вот-вот должна была появиться Кларисса. Шум шел от противоположной стены.

Генри отложил книгу. Шуршание становилось все громче. У стены стоял старый большой письменный стол, столешница которого была выполнена, видимо, из цельного, залакированного сруба дуба. Звук шел из-под стола, но там ничего не было. Генри наклонился – пусто. Шум прекратился.

Над столом висела картина. Не портрет, нет. Просто картина. Он уже видел ее раньше, но не рассматривал так близко – Генри вплотную подошел к стене, обойдя стол. На картине был изображен дом. Тот самый дом, в котором он сейчас находится. Художник смотрел на него со стороны кованных ворот. Здесь был пруд, многочисленные цветы. Взгляд скользил по полотну, всецело увлекая внимание Генри. Он увидел в окне первого этажа силуэт. Определенно, это была девушка. Генри пристально изучал мелкие детали, пытаясь понять и сопоставить то, что он видит на холсте с лицами на портретах в галерее. Именно поэтому он не заметил, как из вентиляционной решетки, которая находилась внизу стены как раз под картиной, тянутся длинные тонкие пальцы с длинными, острыми ногтями. Они удлинялись, чтобы дотянуться до ноги парня и дотянулись бы, если бы в тот момент в библиотеку не вошла бы Кларисса, вынудив их скрыться за решеткой.