Пансион благородных девиц - [29]

– Извини, что заставила ждать себя, – сказала она.

– Все в порядке, – ответил Генри, – я пока наполнялся вдохновением.

– Приступим?

Он работал долго и молча. Ему хотелось скорее закончить работу, чтобы уехать из этого места. Ничего не произошло, все, что он видел – было лишь снами, тетя Оливии была с ним приветлива, однако все же Генри было здесь не по себе. Он был рад, что Оливия предложила уехать раньше. «Если я справлюсь за три дня, мы еще успеем провести до конца отпуска несколько дней дома, с утра до утра валяясь в постели. Но обязательно один вечер посвятить посиделкам с Итаном в баре. С пивом».

Глаза… Глаза Клариссы было очень сложно изобразить. Взгляд каждый день был другим. Да что там каждый день, ее глаза выглядели иначе даже после небольшого перерыва на обед. То хищные, то соблазнительные, то мудрые, то пустые. Сейчас на Генри смотрели два лукавых голубых куска льда. Определенно. И его это пугало. К тому же он замечал, что взгляд Клариссы то и дело отвлекается на что-то. Один раз он проследил за направлением, куда она поглядывает, но не увидел в том месте ничего, кроме вентиляционной решетки.

Два дня он читал, пил кофе, писал портрет Клариссы, затем пил чай. Ел плохо, хотя Виктория не переставала удивлять своими кулинарными способностями. Создавалось впечатление, что она хотела закормить Генри: порции, что ему предлагались, были внушительными, но Генри не съедал и половины, несмотря на превзойденный вкус еды.

С Оливией отношения стали холоднее, чем были до приезда в этот дом.

– Ты веришь в призраков? – спросил он ее однажды вечером перед сном.

– Тебе все-таки снятся кошмары? – ответила девушка вопросом на вопрос.

– Этой ночью мне ничего не снилось, потому что я почти не спал.

– Так вот, откуда эти жуткие круги под глазами! – воскликнула Оливия. – Прекращай пить кофе и крепкий чай. Ты должен выспаться, если хочешь быстрее закончить портрет Клариссы.

– Ты не ответила на мой вопрос, – спокойно сказал Генри.

– Ты о призраках? – Оливия рассмеялась. – В детстве я думала, что что-то такое видела. Но это все дом… Он очень стар и хранит в себе много воспоминаний. Не все они хорошие. Мы это знаем, поэтому может привидеться всякое.

– А что ты видела?

– Я же говорю, это было в детстве, – сказала Оливия. – Это было в галерее. Если оказаться там ночью, кажется, что портреты следят за тобой. Вот я и испугалась их в ночное время. Мне показалось, что каждая пара глаз следит за мной. А потом пришла мама… И успокоила меня.

– Если хочешь, можем поговорить о ней, – предложил Генри.

– Нет. Спасибо за заботу, но нет. Я не из тех людей, кому становится легче, когда они выплакиваются. Я переживаю эту боль снова и снова, мне не полегчает. Мамы не вернуть. Зачем ворошить больные воспоминания?

– А хорошие?

– А хорошие всегда при мне.

– Я соскучился, – ласково сказал Генри.

– Что? Но мы же здесь всегда рядом, – рассмеялась Оливия.

– Между нами все как-то не так, – ответил он. – Дома мы были вдвоем, даже когда рядом был Итан. Здесь я лишний, здесь ты – с Клариссой, даже когда рядом с Клариссой я. Мне тебя не хватает в этом большом доме.

Оливия очень нежно посмотрела на Генри. Она была в майке и пижамных шортах. Все, как дома. У них дома. Она обняла его, стала целовать в шею. Генри отвечал тем же. Они любили друг друга так же страстно, как и прежде. Оливия хотела доказать ему, что ничего не изменилось, что между ними все также, как и было до приезда сюда.

Все. За исключением того, что на мгновение за спиной Оливии Генри увидел парня. Он готов был поспорить, что это были те самые кроссовки и джинсы, футболка выглядела чистой и красиво облегала развитый мускулистый торс под ней. Глаза были на месте. Парень выглядел вполне живым, на вид – около сорока лет. Генри вскрикнул, но Оливия не обратила на это никакого внимания, а через секунду за ее спиной уже никого не было. Генри изо всех пытался не подавать виду, что что-то не так. Он не хотел пугать Оливию, но уже знал, куда пойдет, когда она заснет.

Спускаясь на первый этаж, Генри снова думал о том, что ведет себя также, как большинство героинь в глупых малобюджетных фильмах ужаса, но теперь уже наяву. Наверняка наяву. Но он шел не в подвал, а в галерею, к тому же на этом этаже расположена комната Клариссы, а прямо над ним – комната, где спит его Оливия, да и что может быть опасного в галерее? Это всего-навсего комната с картинами на стенах.

Он включил свет и повернулся лицом к стене, на которой висели портреты. Та, другая, взрослая Оливия смотрела на него холодным взглядом, но Генри готов был поклясться, что, добавь этому взгляду немного тепла и нежности, он был бы точно такой, как у его любимой девушки. Он перешел к портрету юной Клариссы. Несомненно, тот был написан давно. Генри подошел ближе. Он смотрел в ее глаза, хотя было ощущение, что это она смотрит на него своими голубыми глазами, которые излучали то ли страсть, то ли печаль, то ли ненависть. Он определенно знал их.

Генри подошел к полотнам, на которых были изображены Абигейл и две ее дочери. Та, что была старше, выглядела очень серьезной девочкой, младшая же весело и так по-детски улыбалась, что портрет больше напоминал фото, сделанное в удачный момент. Художник постарался, ведь в то время редко изображали такие улыбки. «Всякий портрет, написанный с любовью, – это, в сущности, портрет самого художника, а не того, кто ему позировал. Не его, а самого себя раскрывает на полотне художник», – пробормотал Генри слова Бэзила.