Пандора - [124]
Дора с содроганием вздыхает.
– Ну что, идем? – говорит он, беря ее за руку.
И они вместе заходят внутрь.
Лондон
июнь 1799 года
Уважаемый мистер Лоуренс,
как директор Общества древностей я уполномочен его Президентом выразить Вам благодарность за представленный Вами «Опыт изучения греческого пифоса» вечером в пятницу 14-го дня сего месяца. Другой доклад в дополнение к первому, хотя и оговоренный нами, не ожидался, и даже при том, что в изложении темы Вы отчасти впадаете в спекулятивные допущения, я с радостью сообщаю Вам, что вышеупомянутый документ, как и Ваш сопроводительный, в высшей степени блестящий доклад, озаглавленный «Подделки и практика черного рынка в торговле древностями» нами одобрены, и тем самым Ваш прием в члены Общества успешно состоялся подавляющим большинством голосов 30 к 5, и я спешу поздравить Вас с Вашим вступлением в Общество в качестве нового и уважаемого эксперта, присоединившегося к нашим рядам.
Сопутствующие рисунки, имеющие отношение к теме Вашего первого доклада, произвели на всех нас неизгладимое впечатление. Мы готовы и впредь поощрять Вас к сотрудничеству с Вашей невестой мисс Пандорой Блейк в последующих Ваших трудах и надеемся, что Вы продолжите представлять Обществу свои изыскания в ближайшие годы. Члены Общества неизменно выражают глубокую признательность всем, кто споспешествует продвижению полезной цели развития Науки, с каковой целью мы и создали наше сообщество;
засим остаюсь,
сэр,
с совершенным почтением,
Вашим покорным слугой,
Ричард Гоф,
Сомерсет-плейс,
19 июня 1799 года
От автора
«Пандора» возникла из мимолетной идеи, которая зародилась вне всякой связи с каким-либо историческим событием. Мне захотелось написать художественное произведение о моем любимом периоде истории – георгианской эпохе. И я хотела, чтобы моя героиня была дизайнером ювелирных изделий, и в моем воображении сорока по имени Гермес почти сразу же оформилась в персонаж. А еще мне хотелось использовать миф о ящике Пандоры просто потому, что в тот момент я сочла это удачной задумкой.
Мнение о том, что ящик Пандоры не был, по сути, ящиком в буквальном смысле слова, как утверждал голландский философ Эразм, стало для меня стимулом для размышлений, и я начала рыться в книгах, пытаясь выяснить, чем же он мог быть на самом деле. В результате моих изысканий возник образ кувшина, вазы, пифоса – и в конечном итоге я обратила внимание на древнегреческую керамику. Но как вместить античную керамику в роман, действие которого происходит в георгианском Лондоне?
Мне всегда удавалось работать наиболее успешно, если я использовала историческое событие как якорь сюжета, и я стала искать такой сюжетный якорь, который смог бы надежно удержать и связать воедино мои первоначальные идеи. Представьте мою радость, когда я наткнулась на выдержку из письма безымянного очевидца, которая была опубликована в первом томе британского периодического издания «Нейвал ньюс» в декабре 1798 года. В нем подробно описывалось крушение «Колосса», боевого корабля британского военно-морского флота, на борту которого находилась значительная часть бесценной коллекции древнегреческой керамики, собранной известным дипломатом той поры сэром Уильямом Гамильтоном. Фрагмент этого письма можно найти на моем веб-сайте www.susanstokeschapman.com.
«Ювелирное дело в георгианскую эпоху. 1714–1830» Джинни Редингтон и Оливии Коллингз имело неоценимое значение для моего представления о ювелирных работах Доры. Знакомству с мифом о Пандоре я глубоко обязана книге Стивена Фрая «Миф» и исследованию «Ящик Пандоры: изменяющиеся аспекты мифического символа» Доры и Эрвина Панофски. Для воссоздания Лондона георгианской эпохи я многое почерпнула из «Тайной истории георгианского Лондона» Дэна Крикшенка, «Прогулок по улицам георгианского Лондона» Люси Инглис и «Лондона доктора Джонсона» Лизы Пикар. Чтобы лучше понять, чем занимался Эдвард в переплетной мастерской, я обращалась к публикациям «Гильдии Теофилиуса»[47] и их блестящим онлайн-ресурсам.
Общество древностей и по сей день является процветающей институцией, и труд «Мечты о старине: лондонское Общество древностей. 1707–2007», опубликованный самим Обществом, оказал мне существенную помощь в моих исследованиях. Среди других полезных источников могу назвать «Историю Общества древностей» Джоан Эванс, «Древности: открытия прошлого в Британии восемнадцатого века» Розмари Суит, а также эссе из сборника «Лондон и возникновение европейского рынка искусства. 1780–1820» под редакцией Сюзанны Эвери-Куош и Кристиана Хьюмера.
Впрочем, как это часто и бывает в исторической прозе, я вольно поступила с кое-какими фактами. Эдвард не смог бы обеспечить себя только написанием докладов для Общества древностей, как не смог бы оплатить Доре ее рисунки для него. Хотя Общество нанимало и оплачивало труд рисовальщиков, создававших детальные иллюстрации антикварных предметов для их публикаций, оно не платило своим членам за их научные доклады, как и не финансировало раскопки – это вошло в практику много позже. Что же касается датирования археологических находок, то антиквары XVIII века полагались на условную датировку, основанную главным образом на типологии артефактов, т. е. их форме, стиле, характере орнаментов и т. п. (этим методом пользовался и Эдвард, когда каталогизировал коллекцию Блейка). Условная датировка включает и иные способы: наиболее распространенным тогда являлся стратиграфический анализ почвы. Впервые на практике стратиграфия применялась геологом Уильямом Смитом в 1790-е годы и в начале 1800-х годов, но стратиграфические раскопки стали широко практиковаться в археологических исследованиях лишь в 1920-е. Поэтому едва ли стратиграфический анализ был применен экспертами Общества древностей или их коллегами в конце 1790-х годов, однако, поскольку это отнюдь не невозможно, я решила сослаться в книге на этот метод. Кроме того, Ричард Гоф занимал должность директора Общества древностей в 1771–1791 годах. Однако фигура Гофа, отдававшего предпочтение британскому антиквариату, а не широко разрекламированным артефактам Средиземноморья, была мне необходима для сюжетной линии Эдварда, и по этой причине я решила включить Гофа в романную фабулу. Хочу также заметить, что Гамильтон и его жена Эмма (как и ее любовник Горацио Нельсон) вернулись из Италии в Англию только в 1801 году, но я и тут пошла на авторскую вольность и сместила их возвращение на более ранний срок ради соблюдения хронологии сюжета.
Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.
Это исповедь умирающего священника – отца Прохора, жизнь которого наполнена трагическими событиями. Искренне веря в Бога, он помогал людям, строил церковь, вместе с сербскими крестьянами делил радости и беды трудного XX века. Главными испытаниями его жизни стали страдания в концлагерях во время Первой и Второй мировых войн, в тюрьме в послевоенной Югославии. Хотя книга отображает трудную жизнь сербского народа на протяжении ста лет вплоть до сегодняшнего дня, она наполнена оптимизмом, верой в добро и в силу духа Человека.
В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.
В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.
Действие романа охватывает период с начала 1830-х годов до начала XX века. В центре – судьба вымышленного французского историка, приблизившегося больше, чем другие его современники, к идее истории как реконструкции прошлого, а не как описания событий. Главный герой, Фредерик Декарт, потомок гугенотов из Ла-Рошели и волей случая однофамилец великого французского философа, с юности мечтает быть только ученым. Сосредоточившись на этой цели, он делает успешную научную карьеру. Но затем он оказывается втянут в события политической и общественной жизни Франции.
Герои этой книги живут в одном доме с героями «Гордости и предубеждения». Но не на верхних, а на нижнем этаже – «под лестницей», как говорили в старой доброй Англии. Это те, кто упоминается у Джейн Остин лишь мельком, в основном оставаясь «за кулисами». Те, кто готовит, стирает, убирает – прислуживает семейству Беннетов и работает в поместье Лонгборн.Жизнь прислуги подчинена строгому распорядку – поместье большое, дел всегда невпроворот, к вечеру все валятся с ног от усталости. Но молодость есть молодость.