Палец на спуске - [62]

— Пан Пешек, вы не сердитесь за наш визит?

Якуб молчал, глядя через окно на Бурду и Ламача, которые стояли на улице, озираясь по сторонам.

Пан Беранек скривил левый уголок рта и продолжал:

— Ну, если вы, пан Пешек, сердитесь, то я прошу вас не делать этого. Нам хотелось бы с вами немного поговорить.

Якуб обернулся к нему и окинул взглядом фигуры стоявших.

— А вы кто такой, уважаемый пан? — Он спросил так, хотя со вчерашнего дня помнил лицо и речи этого человека.

В глазах пана Беранека появился лиловый блеск, и он, усмехнувшись, вытащил удостоверение личности.

— Меня зовут Зденек Беранек. Я член районного комитета. В вашу деревню мы прибыли совместно с представителями нашего радио, чтобы увидеть тут кое-какие ненормальные явления, а вас, пан Пешек, мы просили бы оказать нам содействие.

Пан Беранек придавал слишком большое значение моменту своего представления, полагая, что это производит на людей сильное впечатление. Действительно, впечатление он производил, да только не на всех.

Якуб относился к числу тех, кто не поддается на подобные приемы, а тем более на словесные выкрутасы. О и улыбнулся и, оттолкнув протянутое к его носу удостоверение, произнес:

— Я знаю вас. Знаю и то, что написано в документе. Хочу одно только спросить у вас: что вам нужно?

В глазах пана Беранека вновь появился лиловый блеск.

Тут раздался треск, напомнивший звук грома после яркой молнии. Посыпались осколки разбитого стекла.

Вацлав приблизился к вражескому самолету. Сейчас он находился в таком положении, что кабина чужого самолета просматривалась сбоку. Он внимательно вглядывался в две темные фигуры за стеклом кабины, и ему вдруг показалось, что рядом с круглыми головами, как по команде, появились две темные полосы, движущиеся из стороны в сторону, — это экипаж непрошеных гостей попросту машет ему, приветствует его, а сам ни на йоту не меняет своего курса.

Через мгновение Вацлав был под иностранным истребителем. Он хотел бы получше рассмотреть его, но только что увиденная картина вызвала в нем приступ бешенства.

«Значит, я шут и негодяй? Может быть, они считают меня мальчишкой? Видите ли, они мне машут, поздравляют меня! Летят прямехонько над чужой землей и приветствуют меня, словно туристы, которые сидят в «мерседесе» и проезжают в горах мимо туземца, восседающего на осле!.. Разве ради этого я прожил жизнь? Ради этого я поседел? Ради этого в тридцать девять лет ухожу с летной работы? И такая жизнь имела бы смысл?»

Вацлав не знал, что в то время уже готовились к вторжению в Чехословакию. Не знал, кто такой Беранек, компаньоны которого как раз в эту минуту разбили окно в доме его отца. Он не знал, как, впрочем, не знали и летевшие над ним два летчика-истребителя, что группировки войск иностранных держав уже начали постепенно передвигаться в сторону западных границ Чехословакии.

Вацлав — не политик, он просто солдат. Он отлично помнит слова принятой им присяги. В голове пронеслась мысль о 90 тысячах погибших боевых товарищей полковника Каркоша. Сейчас он знал твердо только одно: они хотят из его отца Якуба сделать негодяя. «Со мной этого не выйдет! Отец, Милена, за вас!»

Как-то во время одной из бесед со студентами Якубу задали вопрос: «В чем, по-вашему, смысл жизни?» Якуб тогда сначала замялся. Он ведь не философ, и на такие вопросы ему отвечать трудно. И вдруг ему пришла в голову мысль, что можно выкрутиться. Он ответил:

— А вам не кажется, что вопрос лучше поставить так: а какая жизнь имеет смысл?

Студенты были поражены, и один из них спросил, а какая же жизнь имеет смысл? Якуб ответил уверенно: «Та, которая помнит, благодаря чему она существует», «Благодаря чему же?» — последовал очередной вопрос. «Благодаря двадцати миллионам жертв советского народа», — ответил тогда Якуб, и это показалось студентам слишком простым ответом. Но именно в этой простоте многие из них почувствовали особую силу этого факта.

Есть на свете истины простые, как ночь и день, которые не годятся в качестве темы ученых диспутов, но тем не менее они существуют. Они так же просты, как жизнь и смерть.

— Слушаю, — ответил подполковник Баштырш. Теперь решение зависело от Вацлава. И подполковник добавил: — Попытайся дождаться одобрения свыше!

— Есть!

Этот короткий диалог означал, что Вацлав принял решение уничтожить нарушителей, если они не подчинятся его командам.

Подполковник Баштырш, конечно, знал, что и без его вмешательства подобная информация от летчика, выполняющего боевую задачу, вызовет быструю ответную реакцию. По линиям связи пойдут доклады в высшие инстанции. При оценке действий во время операции весьма важно будет потом знать, имелось ли одобрение сверху. Но и так всем хорошо известно — и на аэродроме, и в верхах, — что основную ответственность, а в десятые доли секунды и целиком всю ответственность несет тот, кто сидит за штурвалом и держит палец на пуске.

Между тем иностранный истребитель не только не изменил маршрута, но и не повысил скорости.

В доме Якуба три окна: одно — в «салон» с супружеской кроватью, которая вот уже многие годы расстилается лишь для проветривания, другое — на кухню, где Якуб, как знает читатель, спросил пана Беранека, что ему нужно, и третье — в комнату, в которой старый Пешек спит и хранит необходимые вещи.