Палец на спуске - [64]

— Так дело не пойдет, не пойдет, не пойдет!.. — При этом он левой рукой рубил воздух, а правой придерживал торчащий из кармана пистолет.

Пана Беранека больше напугало неожиданное появление человека в форме, чем звон разбитого стекла, поэтому в первый момент он не сумел сориентироваться.

Вахмистр перевел дыхание и уже более спокойным голосом громко произнес:

— Этого еще не хватало! Очистите помещение! Немедленно!

Пепик Шпичка тут же протиснулся между стоявшими людьми и выбежал на улицу. Можно было подумать, что приказ вахмистра относился прежде всего к нему. На саном деле Шпичка приказа даже не расслышал. Он следил через разбитое окно за Ламачем, ощущая лишь шум в своей голове, а потом бросился на улицу, чтобы выполнить свое обещание. Выбежал он без палки, забыл про нее, но Ламач знал, что кулаки Шпички не будут к нему милосердными. Поэтому, не мешкая ни секунды, Ламач пустился наутек, словно перепуганный мальчишка. Шпичка остановился только на другом берегу речки, продолжая грозить кулаком вслед удиравшему Ламачу.

Этих нескольких минут, пока все наблюдали за Шпичкой и Ламачем, было достаточно, чтобы прежде всего пан Беранек оценил обстановку и успокоился. Он осознал, что произошло нечто большее, чем он ожидал. Гражданин напал на гражданина, сосед пошел против соседа. Пока вооруженный камнем. Он испытывал чувство удовлетворения и нетерпения. Завтра в комитете эти события вызовут удивление. Теперь главное состоит в том, чтобы достойно завершить начатое здесь дело.

— Вы извините, но данный инцидент не имеет к нам отношения. Что-либо подобное нам даже во сне не снилось…

— А к кому он тогда имеет отношение? — спросил молодой Вондра, тоже испытывавший чувство возмущения от всей этой сцены.

— Я сказал, чтобы все покинули помещение! — повторил вахмистр.

— Но, уважаемый юноша, мы ведь ничего не сделали…

Тут вперед протолкнулся Ярослав, который испытывал такие же чувства, как и Вондра. Якуб с удивлением поднял голову. Ярослав сказал:

— Я полагаю, нет, я убежден, что мы должны были…

Никто уже не узнает, что хотел Ярослав сказать. Спустя много времени, уже дома, он поймет, что в той ситуации многое зависело от одного лишь слова. Он хотел высказаться от своего имени, а произнес «мы».

Пан Беранек оттолкнул его и заговорил:

— Правильно! Оба пана редактора и их микрофоны являются достаточным доказательством того, что мы ничего не совершили. Тон пана военного представляется, по меньшей мере, необдуманным. Мы ведь даже не сказали еще о причине нашего приезда…

— И не скажете! — крикнул возвратившийся Пепик Шпичка. — Вы хотели отобрать у Якуба винтовку. Это нам хорошо известно. — При этих словах Алоис Машин изумленно взглянул на пана Беранека: «Нас кто-то предал, но кто?» — Вот эта винтовка, — и Шпичка вынес ее, — но она принадлежит нам. Товарищ вахмистр найдет ей применение, только он уполномочен решать подобные вопросы. А вы выбросьте из головы даже мысли о винтовке…

Нервное возбуждение, вызванное случаем с окном, улеглось.

— Да что вы здесь рассказываете? — Пан Беранек понял, что следует начать отступление и оставить винтовку в покое. — Мы попросту хотели подискутировать, побеседовать, ведь это считается нормальным среди людей, а у пана Пешека в таких делах имеется опыт…

До этого момента Якуб только присматривался. Он переводил взгляд с одного человека на другого, сравнивал, обдумывал, оценивал. Но когда пан Беранек так нахально вылез со своей клюквой, когда Якуб понял, что здесь происходит обычный спектакль, не имеющий ничего общего с поисками правды, он решил поставить точку.

Ярослав пытался еще что-то сказать, но тут Якуб встал, протянул руку к своей винтовке, и поскольку его движения на фоне предыдущей возбужденной сцены были на удивление спокойными, то все замолчали, а Пепик Шпичка подал ему ружье в руки. Якуб обхватил его двумя руками и направил дуло в пустой угол.

— Эта винтовка принадлежала колчаковцу по фамилии Бобров. Из нее он убил двенадцать красноармейцев. А потом эту винтовку завоевал я во время боев за революцию. И ее мне снова вернул в руки в мае сорок пятого года танкист Закир Измайлов. Это моя винтовка, и хватит вам об этом говорить! — Помолчав немного, он посмотрел на пана Беранека, потом на Алоиса и твердо сказал: — А вы, кто бы вас ни послал, вы винтовку у меня не возьмете. Не удастся!

Оглянувшись, Якуб увидел Ярослава и добавил: — Ярослав, твой отец Алоис всегда был штрейкбрехером. Он им и остался. Но за тебя мне больно! Меня огорчает, что ты здесь. Как ты это объяснишь Марии?

В течение всего времени пребывания в этом доме Ярослав чувствовал себя словно в каком-то тумане, находился в состоянии полного оцепенения. «О чем здесь говорят? О винтовке Якуба? Колчак, звон разбитого стекла! Где же я?» Последний вопрос Якуба привел Ярослава в совершенное замешательство: «Ведь он не спрашивает, почему я здесь, чего я хочу. Как я это объясню Марии, вот что его интересует, а я для него не существую! »

На память пришли собственные слова, сказанные вчера Марии: «Я действительно был против Якуба…»

Ярослав попытался что-то произнести, но в это время откуда-то издалека послышался голос его отца Алоиса: