Ожидание (три повести об одном и том же) - [45]

Варь­ка бу­дет мо­тать­ся по ули­цам, как шаль­ная, улы­ба­ясь не­зна­ко­мым лю­дям с об­вет­рен­ны­ми ли­ца­ми, с пе­ре­со­хши­ми от жа­ры гу­ба­ми. Бу­дет па­дать с ног от ус­та­ло­сти. Уро­жай по­зо­вёт на по­мощь се­бе школь­ни­ков, сол­дат» ста­ри­ков и ста­рух, по­то­му что ма­ло лю­дей в го­ро­де, и лю­ди те – ры­ба­ки, у них своё де­ло.

У Варь­ки та­кое чув­ст­во, буд­то не она раз­би­ла го­ло­ву Вась­ке, буд­то от его ру­ки тре­щит её, Варь­ки­на, го­ло­ва.

Что они зна­ют о на­шем го­ро­де! Зна­ют, как по хо­ло­ду, в но­яб­ре, в де­каб­ре, идет хам­са с мо­ря? Она за­ли­ва­ет го­род ноч­ным се­реб­ром. Ей нель­зя ле­жать да­же лиш­не­го ча­са.

Зна­ют они, ку­рорт­ни­ки, как со всех сто­рон, из степ­ных кол­хо­зов, идут фрук­ты и ово­щи на кон­серв­ный за­вод? Их всё боль­ше и боль­ше. Их не ус­пе­ва­ют пе­ре­ра­ба­ты­вать, сор­ти­ро­вать. А по­том – р-раз! – на­ва­лит­ся свёк­ла с по­лей. Кре­по­ст­ны­ми ва­ла­ми ля­жет во­круг са­хар­но­го за­во­да. А эти ку­рорт­ни­ки бу­дут хо­дить в те­ат­ры. Варь­ка не за­ме­ти­ла, как её не­на­висть к Вась­ке рас­про­стра­ни­лась на весь род люд­ской и угас­ла, как раз­бро­сан­ный в по­ле кос­тёр. Варь­ка вспых­ну­ла.

Ми­мо неё в го­род про­мча­лась ма­ши­на-т­рёх­тон­ка.

Едут в ку­зо­ве слу­чай­ные пас­са­жи­ры, шо­фёр­ской ми­ло­стью по­доб­ран­ные на до­ро­ге. По­ёт па­рень. Встреч­ный ве­тер сры­ва­ет пес­ню пря­мо у не­го с губ. Лю­ди, у ко­то­рых нет слу­ха, лю­бят петь гром­ко. Гор­ла­нит па­рень во всю глот­ку. Ве­се­ло ему и пе­чаль­но.

Да раз­ве так по­ют. По­слу­шал бы он, как по­ет Варь­ка, – за­сты­дил­ся бы сво­ей пес­ни. Сме­ют­ся лю­ди над тем, что Варь­ка при­сох­ла к сва­ям, ло­вит быч­ков без кон­ца. А кто бы спро­сил: за­чем?

… Толь­ко в но­вый дом пе­ре­еха­ли, по­ве­ла ба­буш­ка Варь­ку на клад­би­ще.

Варь­ка по­до­шла к во­ро­там, гля­ну­ла на кре­сты и уда­ри­лась в рёв.

– Ты не бой­ся, – ска­за­ла баб­ка. – Они смир­ные. Они упо­кой­ни­ки.

Варь­ка за­ре­ве­ла ещё гром­че:

– Вдруг они мам­ки­ны серь­ги от­ня­ли?

Баб­ка за­смея­лась.

– Пом­нишь… Ну, си­ди тут… И то, че­го те­бе ме­ж­ду мо­гил ша­тать­ся.

Варь­ка се­ла у во­рот. И, что­бы не скуч­но, за­пе­ла пес­ню, вы­во­дит тон­кие зву­ки.

Варь­ка не за­ме­ти­ла, как по­до­шла баб­ка, се­ла ря­дом. Баб­ка на­ча­ла вто­рить. Ко­гда кон­чи­ли пес­ню, баб­ка ска­за­ла:

– Варь­ка, слу­хай сю­да. Я по­те­ря­ла, ты, Варь­ка, на­шла. Но ес­ли ты, стер­ва, раз­ба­за­ришь своё, я за­ко­на не по­бо­юсь, я те­бя убью.

– Че­го раз­ба­за­рю? – спро­си­ла Варь­ка.

– Пес­ню. Те­бе го­лос от бо­га дан, от при­ро­ды.

Баб­ка си­де­ла об­мяк­шая, ви­но­ва­тая и та­кая гру­ст­ная, ка­кой Варь­ка ее ещё ни ра­зу не ви­да­ла. Ни ко­гда умер­ла ма­ма, ни ко­гда ха­та сго­ре­ла.

С это­го дня баб­ка на­ча­ла Варь­ку учить пес­ням. Как вер­ха брать, как пау­зу сде­лать в не­ожи­дан­ном мес­те, как вто­рить, как вы­во­дить пер­вый го­лос, опе­ре­жая и в нуж­ном мес­те под­жи­дая дру­гих.

Варь­ка слу­ша­ла по ра­дио зна­ме­ни­тых пев­цов. Они ей ка­за­лись не жи­вы­ми людь­ми, а ка­ки­м-то вы­мыс­лом, чу­дом. Баб­ка во­ди­ла Варь­ку к свя­щен­ни­ку, чёр­но­му ста­ри­ку в длин­ном пла­тье. Свя­щен­ник ста­вил пла­стин­ки на элек­тро­про­иг­ры­ва­тель.

Ино­гда в го­род при­ез­жа­ли ар­ти­сты. Варь­ка про­би­ра­лась в пе­ре­пол­нен­ный ры­бац­кий клуб. Слу­ша­ла пев­цов. Пев­цы дер­жа­лись важ­но – пе­ли пло­хо.

Варь­ка пе­ла всё вре­мя, да­же ко­гда мол­ча­ла. Про­сы­па­лась но­чью, за­ле­за­ла на по­душ­ку – и да­вай вы­во­дить пес­ню.

Бать­ка её шле­пал за это. Она ему ме­ша­ла спать.

Ко­гда по­шла Варь­ка в шко­лу, петь за­стес­ня­лась. Все по­ют про ёл­ки, про гу­сей, про дру­гое – дет­ское. Варь­ка сто­ит, мол­чит. Ей стыд­но, – нет в этих пес­нях ни­че­го: ни ще­мя­щей тос­ки, ни ли­кую­щей ра­до­сти – ни­че­го нет, толь­ко зву­ки пус­тые, как по­гре­муш­ки.

Ста­ви­ли Варь­ке двой­ку. Варь­ка мол­ча­ла. Пе­ре­прав­ля­ли на трой­ку. С тем и пе­ре­хо­ди­ла во вто­рой, в тре­тий класс.

В треть­ем клас­се учи­тель­ни­ца пе­ния Си­ма Бо­ри­сов­на ус­лы­ша­ла, как Варь­ка пе­ла на ули­це.

На уро­ке она спро­си­ла Варь­ку:

– Ты уме­ешь петь, а по­че­му не по­ёшь?

– Не хо­чу я петь о зуб­ных щёт­ках, – ска­за­ла она, от­вер­нув­шись уг­рю­мо.

– Да?.. – учи­тель­ни­ца по­сту­ча­ла ка­ран­да­шом по роя­лю. Спро­си­ла, поч­ти не раз­жав губ: – Что же ты хо­чешь петь?

– Иг­рай­те, – ска­за­ла Варь­ка. Ус­та­ви­лась на учи­тель­ни­цу тём­ны­ми гла­за­ми, за­пол­нен­ны­ми ост­рым бле­ском.

Варь­ка за­пе­ла силь­но.

– Взвей­тесь ко­ст­ра­ми си­ние но­чи, мы, пио­не­ры, – де­ти ра­бо­чих!..

А ко­гда кон­чи­ла петь, ска­за­ла:

– Эту я петь со­глас­на.

– А ещё? – спро­си­ла учи­тель­ни­ца, по­ку­сы­вая пол­ные гу­бы.

– Про степь… Или вот эту. – Варь­ка хлеб­ну­ла воз­дух. – Ис­хо­ди­ла мла­дё­шень­ка все лу­га и по­ко­сы…

Класс си­дел ти­хо. Учи­тель­ни­ца по­ды­гра­ла Варь­ке од­ной ру­кой.

Не­сколь­ко сле­дую­щих уро­ков учи­тель­ни­ца с Варь­кой не раз­го­ва­ри­ва­ла. Варь­ка, что­бы не оби­жать её, пе­ла вме­сте со все­ми впол­го­ло­са. Учи­тель­ни­ца боль­ше рас­ска­зы­ва­ла ре­бя­там о му­зы­ке и иг­ра­ла са­ма.