Отсчет пошел - [35]

Что-то меня все-таки тревожит в этой истории. Например, то, что все свидетели умерли, притом при загадочных обстоятельствах. Иртеньев, Фаворский, Руслан, Семен… Слишком много трупов! Все это наводит на мысль, что кто-то очень умело пытается замести следы. Да и легкость, с которой мне разрешили создать группу «Д», кажется при таком раскладе подозрительной. Все это может свидетельствовать только об одном: они хотят закрыть это дело как можно скорее, причем так, чтобы ни к чему нельзя было придраться. Конечно, все это выглядит правдоподобно: предательство Иртеньева, раскрытие Русланом заговора генерала Ольдо, — но уж больно быстро все это раскрыто. Даже в деле о недавнем убийстве руководителя Госплана, которым занималось огромное количество народа, все еще много белых пятен. А тут ясно все, все детали, кроме одной: связей Иртеньева. Впрочем, если просмотреть документы, может обнаружиться и еще что-то. Надо этим заняться. И я погрузился в чтение…

Конец пленки 273999-Г

ГЛАВА 9

В получасе езды от Москвы по Тульскому направлению, неподалеку от станции электрички, располагалась обширная территория, огороженная высокой железобетонной стеной, наверху которой кое-где еще сохранились остатки ржавой колючей проволоки. Местные старожилы поговаривали, что еще в сталинские времена здесь находилось одно из легендарных КБ, в которых работали репрессированные ученые-физики. Они не только проводили здесь исследования, но и жили в специальном корпусе учреждения, которое было настолько секретным, что даже сами работники избегали произносить его полное название, именуя его кратко — Институт. С тех пор прошло много лет, ученых, работавших в КБ, уже давно реабилитировали. Тех, кто дожил, отправили на покой, семьям остальных вручили посмертные награды, но Институт не прекратил свое существование. Он продолжал жить, только сотрудники, хоть и давали по-прежнему многочисленные подписки о неразглашении, приезжали на работу уже не из тюремных бараков, а из своих московских квартир, да еще там, где раньше за тяжелыми воротами парковались черные «воронки» работников соответствующих органов, теперь располагалась вполне мирная стоянка обычных автомобилей, в большинстве своем отечественного производства. В остальном же все было по-прежнему, разве что все больше покрывалась ржавчиной колючая проволока на стене. И называли это учреждение так же, как и раньше, — Институт. Столь бедное событиями и великими потрясениями существование, вероятно, продолжалось бы еще многие десятки лет, если бы не чрезвычайное происшествие, нарушившее плавную жизнь Института. Оно случилось за два дня до того, как в Ставропольском крае был захвачен чеченскими террористами рейсовый автобус.

Серые «Жигули» с водителем и тремя пассажирами подъехали к Институту в самое неподходящее время — в разгар обеденного перерыва. Притормозив у ворот, водитель несколько раз нетерпеливо посигналил, и через некоторое время отворилось окошечко двери, в котором показался глаз и кусочек потной лысины одного из охранников. Увидев машину, которую он, по всей видимости, хорошо знал, охранник махнул рукой, и ворота стали медленно раскрываться. Предупредительность институтских сторожей объяснялась просто — обычно рядовые сотрудники Института добирались до работы на электричке, благо до ближайшей станции было рукой подать, а директор и его замы приезжали на черных «Волгах» и блестящих иномарках. Единственным человеком, который, с одной стороны, был обеспечен достаточно, чтобы иметь собственный автомобиль, и являлся слишком почтенной фигурой для того, чтобы вместе со всеми трястись в электричках, но, с другой стороны, в силу не менее определенных причин не имел права уж слишком выделяться, был начальник пресловутого первого отдела, а проще говоря — главный стукач Института, бывший товарищ, а теперь начинающий господин Виталий Павлович Топорков. И если вахтеры могли строгости ради отвлечь своими пустыми формальностями от неотложных дел какого-нибудь зама помельче рангом, то всякий из них знал, что с Топорковым таких шуток шутить нельзя — можно и с работы полететь, а то и похуже. И даже во время перестройки и послепутчевой неразберихи первый отдел сохранил свое существование, вот только полномочия его главы стали еще более непонятными, и оттого отношение к нему стало еще более демонстративнопочтительным.

Тем временем автомобиль с Топорковым, по обыкновению сидевшим за рулем, и с тремя его загадочными спутниками проехал за ворота и остановился у шлагбаума. Дверь небольшой вахтенной будочки открылась, и Топоркову с его водительского места показалось, что там на мгновение метнулся огонек зажженной сигареты. «Опять курят на работе, сволочи!» — мелькнула привычная мысль, и тут же Топорков понял всю ее неуместность в сложившихся обстоятельствах. Начальник охраны тем временем подошел к машине и склонился, чуть не просовывая потную от старательности физиономию в открытое боковое окошко автомобиля:

— Доброе утречко, Виталий Палыч! Что-то вы сегодня припозднились. Дела, наверное, сплошные дела… — И вахтер в слащавом сочувствии поцокал языком.