Отсчет пошел - [37]

Топот тем временем приближался. Агенты, которых он сегодня увидел впервые на очередной встрече у Полковника, оставив часового у входа, ворвались на второй этаж и теперь бежали по длинному коридору, ведущему в третью лабораторию. Он слышал, как кто-то визгливо закричал: «Деньги — внизу, в кассе!» — и усмехнулся глупости этих людей. Можно подумать, кому-нибудь нужны эти гроши, которые теперешнее правительство тратит на оборонку! Да любой из этих агентов наверняка получает столько же, сколько весь их орденоносный Институт. Нет, им нужно было другое. Шаги приблизились, дробно простучали по коридору и снова удалились. Вот сейчас они прорвались к двери лабораторного отсека и набирают код, который он им сообщил. Тяжелая дверь медленно отъезжает в сторону, и они бегут к лаборатории номер три, в которую никто, кроме учетчиков, не заходил уже года три, с тех пор как скопытился Изя Глинберг, бившийся в ней десять лет со своим сверхплотным пластиком.

Топорков хорошо помнил этого человека. Маленький, носатый, он с неослабевающим упорством разрабатывал свою полубезумную идею об изготовлении пластиковой субстанции, предназначенной для блокировки радиации. Всем было ясно, что этого сделать невозможно, многие в лицо смеялись над ним, но он день за днем с еврейской настойчивостью долбил эту проблему, пока однажды на ученом совете при гробовом молчании аудитории не продемонстрировал небольшой ящик из полупрозрачного материала, похожего на плексиглас, в котором находилось несколько емкостей с ураном-238, аккуратно разделенных перегородками. Не выпуская его из рук, он наизусть зачитывал характеристики вещества — плотность, особенности структуры, степень поглощения радиации, в несколько тысяч раз превосходящая аналогичный показатель для свинца… Запахло Государственной премией. И разумеется, на этот запах, подобно акулам, чующим кровь за несколько километров, слетелись местные хищники — два зама и даже лично директор, готовые урвать свою долю добычи. Но этот Глинберг как был упрямым ослом, так и остался — вскоре четверо разных сотрудников донесли Топоркову, что Изя всем желающим слушать возмущенно болтал о том, что важные шишки набиваются к нему в соавторы, суля всевозможные блага и почести, а он им гневно отказал. Даже после того как Топорков передал эти доносы директору, Изя продолжал упорствовать, несмотря на все увещевания и угрозы. И конечно, получил что хотел — работа была признана второстепенной для развития нашего славного ВПК, рассмотрение проекта в комиссии затормозилось, да так и заглохло. Глинберг попробовал было хотя бы оформить патент, но в столь секретном Институте без покровительства начальства это было сделать гораздо сложнее, чем само открытие. Ходили слухи, что он попытался даже подать заявление о выезде на историческую родину, будто не знал, что даже в случае его немедленного увольнения не выпустят не только его, но и всю семью. Тем не менее Топорков вызвал Изю и поговорил с ним почти по-доброму, в последний раз пытаясь объяснить, что он не прав. Топорков помнил, как ученый нерешительно переминался с ноги на ногу, односложно отвечая на вопросы, пока отчаявшийся начальник первого отдела не отослал его прочь в весьма резких выражениях. На следующий день Изю нашли в лаборатории уже холодного, с посиневшим перекошенным лицом. Врачи констатировали смерть от обширного инсульта. После его смерти обнаружилось второе после упрямства неприятное качество Глинберга — большинство выкладок он делал в уме, и разобраться в них было практически невозможно. Так и осталось от проекта всего лишь несколько экспериментальных образцов, самый большой из которых, с плутониевой начинкой, хранился как раз в третьей лаборатории.

Пауза. Звук бьющегося стекла. Могли бы и поаккуратнее! Затем шаги послышались вновь. Быстро же они нашли образец! Вот что значит настоящая чекистская выучка (Топорков почувствовал прилив заслуженной гордости). Вот и все. Теперь они быстро выбегут из Института и исчезнут так же внезапно, как появились. Топорков облегченно вздохнул. Шаги приближались. Вот они вышли из лабораторного отделения, бегут по коридору… Ближе… ближе…

Внезапно раздался сильный удар. Дверь кабинета начальника и единственного официального служащего первого отдела крякнула и слетела с петель. На пороге стоял высокий человек в маске, сжимающий в руке длинный пистолет с утолщением глушителя на кончике дула.

— Зачем вы здесь? — хрипло зашептал Топорков, удивленный и разозленный столь глупым отклонением от плана. — Вы что, хотите меня засветить?

— Я пришел для того, чтобы выплатить вам оставшуюся часть гонорара, — четко и громко сказал террорист, словно специально для того, чтобы его услышали на всем втором этаже. Топорков почувствовал, как из-под мышек, неприятно щекоча, стекают струйки холодного пота.

— Зачем же здесь? Почему не у Полковника? — испуганно заверещал стукач. — И что же мне теперь делать?

— Вам? — зловеще усмехнулся незнакомец и поднял пистолет. — Вам теперь остается только молиться. И побыстрее, времени у нас мало.

— Но ведь я помог вам! И вы обещали мне заплатить! — Обезумевший от страха Топорков закричал в полный голос. Впрочем, он лишь хотел закричать. Из перекошенного от страха рта вырвалось лишь жалобное блеяние, в котором с трудом можно было различить слова.