— Здравствуйте, Владимир Филиппович. Поздно сегодня?.. — секретарша мило улыбнулась. — Вам тут с самого утра названивает какой-то Илья Крамер…
— Это точно? — Татаринов, собравшийся уже прервать разглагольствования девушки, хлопнув дверью своего кабинета, приостановился. — Илья Крамер? Главред «Государства»?..
— А…
— И вы, конечно, сказали ему, что я не принимаю посетителей?
— Ну да, — принялась оправдываться секретарша, — я же не знала, Владимир Филиппович, мало ли кто вам тут звонит… ну вы же понимаете, что я не могу со всеми по полчаса объясняться, у меня же работа стоит, — и она указала на кипу бумаг, высившуюся рядом на столе. — Владимир Филиппович, это, между прочим, ваши ведомственные документы. Кто же виноват, что вы, простите за откровенность, кофе на них пролили!
— Да, вы правы. Но все равно, не знать, кто такой Крамер, непростительно даже для вас.
Секретарша расплылась в ослепительной улыбке.
— Владимир Филиппович, как только я закончу переоформлять документы, немедленно займусь политическим самообразованием.
— Спасибо, — сухо сказал Татаринов. Он все-таки чуть сильнее обычного хлопнул дверью своего кабинета, потому что не любил служащих, которые строят планы на своих начальников. И секретарша эта — туда же. А ведь он далеко не мальчишка, позавчера отпраздновал свой пятьдесят четвертый день рождения. И по всему выходит, что хорошо отпраздновал — голова до сих пор жалуется на жизнь.
Про Крамера он предпочел пока забыть, и, сев за свой стол, принялся рыться в ящиках стола в поисках таблеток. Или ладно, не будем насиловать организм?.. Наверняка, что-то от головной боли имелось у секретарши, но нажать кнопку селектора и… ну уж нет. Пусть лучше голова болит. Что за племя молодое пошло — даже палец в рот им не положишь, а все равно целиком съедят.
Тоскливо Татаринов подумал о кипе нераскрытых дел, что лежали в его служебном сейфе. Убийства, и опять убийства. Дела только накапливались, а непосредственное начальство пока молчало, то ли давая возможность исправиться, то ли понимая, что поделать с нераскрытыми делами ничего нельзя. И лично Татаринов отчетливо представлял себе тысячи таких сейфов по всему зданию прокуратуры, тысячи железных ящиков, месяц за месяцем наполняющиеся нужными, но бесполезными бумагами. Такой вот парадокс.
Накрапывал серый дождик, начавшийся еще ночью.
По старой привычке он подошел к окну и встал, прислонившись лбом к холодному стеклу. Будем считать капли: одна тысяча, две тысячи, три тысячи капель, четыре, пять тысяч капель, шесть тысяч… нераскрытых дел. Да что же это такое! Татаринов решительно двинулся к сейфу.
Остановившись у стола, он все-таки нажал кнопку селектора.
— Мария, если вас не затруднит…
— Не затруднит, Владимир Филиппович. Сейчас сделаю.
Ладно, кофе все же лучше таблеток. Работать совершенно не хотелось. И дело заключалось вовсе не в том, что кому-то из подчиненных срочно захотелось в отпуск, не в том, что другой без микроскопа улик не видит хоть рычи на них, а в синдроме усталости, целиком и полностью подчинившем себе следователя. Говорили, болезнь начинается от обилия вокруг современного человека зловредных излучений и прочих радостей цивилизации. Впору поверить, когда второй месяц чувствуешь себя ходячим трупом, и, возвратившись с работы домой, почти сразу засыпаешь, не видя снов. А работа следователя, особенно та ее часть, где приходится говорить с заключенными изолятора, требует особенной сосредоточенности, требует актерского умения. Игра ведется по определенным правилам — и последняя мелюзга среди преступников прекрасно разбирается в следователях. Как будто существуют спецкурсы для уголовников… И если ты полный «лох», ничего из преступника не вытянешь. Так что тоска охватывала Татаринова постоянно.
Устал он. И день рождения последний оказался нелегким испытанием.
Минут через десять секретарша принесла кофе, и, дождавшись, когда она вновь исчезнет, следователь с наслаждением заглотил сразу половину чашки. Горло обожгло, зато глаза немедленно широко раскрылись. В голове немного прояснялось, и наконец ушла ноющая боль в поджелудочной.
Нет, он не какая-нибудь старая развалина. А просто это кофеиновая зависимость. Татаринов никогда не верил, что можно «подсесть» на кофе или чай. Оказалось — можно. И теперь, не выпив утром кофе, он временами мучился по пол дня. Организм требовал наркотика. Ему вспомнился старый анекдот про врача-психиатра и пациента, которому тот выписал целый набор сильнодействующих седативных средств.
«Доктор, а я не подсяду?..», — обеспокоенно спрашивает больной. — «Нет, нет, ну что вы», — не моргнув отвечает врач, — «люди годами пьют — и ничего, все нормально».
Раньше анекдот вызывал улыбку, теперь — лишь желание побыстрее допить утренний наркотик.
Немного придя в себя, Татаринов все-таки открыл сейф. Взял первое дело сверху, которое по сути было самым старым, и вернулся к столу.
Еще раз, с самого начала. Жил-был человек, любил жену, своих детей, а тут раз — и нет человека. Два выстрела из обычного ПM'а, но два очень удачных для стрелявшего. Человек кончился, а преступника след простыл. Отчего дело попало именно сюда, в отдел особо тяжких преступлений и особо важных дел? А потому все, что… что убитый был государственным чиновником.
